Печать мастера

Коста тогда только постучал ладонью по горлу — говорить не мог — застыл и наглотался дыма. Только стучал по горлу — «есть, жить, есть, жить».

И его затащили внутрь, растерли самогоном, капнули щедро в чай, и он так и заснул прямо за столом — от тепла, закутанный в старое одеяло.

Это намного позже, когда выяснилось, что у него твердая рука, отличная память и он тянется рисовать — старик назвал его учеником.

А сначала… ему просто открыли дверь.

Коста поежился от снега, шагнул на крыльцо — вторая ступенька, которую давно пора менять, противно скрипнула под ногами, шмыгнул носом и решительно взялся за кольцо.

Один удар, два, три, четыре…

— Чего тебе?

Дверь распахнулась так резко, что Коста зажмурился от света. Сумка на полу была почти собрана — мастер явно кидал все наспех — свитки торчали прямо в котелке, из которого только что выплеснули воду.

— Забыл дорогу к Нейро? Чего тебе, щенок?

— Я… — Коста облизнул обветренные губы, покосился на сумки посреди лавки и… молча постучал ладонью по горлу.

Раз. Два. Три.

«Я хочу жить, Мастер».

Хо подслеповато моргнул и Коста просто пододвинул старика плечом, прошел впереди молча вытряхнул все из сумки на пол, и потом также молча начал быстро укладывать так, как надо. Выдохнул он только тогда, когда дверь за его спиной захлопнулась с оглушительным грохотом.

И он не хочет жить, как собака. И пусть это не его имя — Коста, его ему дали, это все, что у него есть. Имя, руки, и — мечта. И то, чему его научил Наставник Хо.

— Куда… куда мы переезжаем, мастер? — спросил Коста устало, затягивая завязки.

— Все собрал? Точно всё?

Коста кивнул, и в этом момент щепки и искры из печи посыпались на пол, пламя занялось жадно, облизывая места, щедро политые маслом.

— Мастер!!! Наша лавка!

— Мы переезжаем в Хаджер, по пути заедем в Керн… шевелись, неповоротливый! — старик отпрыгнул от огня подальше — пламя ползло слишком быстро.

— В Хаджер? Керн? Это же за хребтом! Как мы пересечем Лирнейские?

— Как-как? Перелетим…

Мастер выволок на крыльцо два баула, подпрыгнул, выругался и вытащил из дома стул, сбивая с него пламя.

Вывеска оторвалась легко — держалась только на двух хлипких крюках вместо четырех. Мастер смел снег с надписи и бережно замотал ее в грязную скатерть со стола.

— Теперь точно все. А теперь побежали, щенок! Побежали!

— Куда? Куда??

— Нам нужно успеть на обоз, они отправляются через двадцать мгновений…

***

Мастер ругался.

Коста устало сел на ледяные ступеньки около постоялого двора — слуга меланхолично доказывал им, что караван отбыл точно в срок — ровно тридцать мгновений назад.

— Как тридцать? Они должны были выбрать окружной путь!

— Заставу завалило весенней лавиной и они выехали раньше.

Коста слушал ругань и прикрывал рукой бурчащий живот — запахи от постоялого двора заставляли кружиться голову.

— Да что же это, прости Великий…

Коста со злорадством наблюдал, как Мастер мечется из стороны в сторону. Полушубок пах дымом, возвращаться им было некуда — когда они уходили, огонь из лавки уже добрался до окон второго яруса, караван ушел, денег нет — все, что у них было они взяли с собой — два неподъемных баула, тубусы и вывеска, сейчас прислоненная к пустой привязи.

— Мастер… — тихо позвал Коста.

— Что?

— Сани, — Коста шмыгнул носом и кивнул вперед. — Можно попросить довезти, если они едут кружным, на легких можно проскочить через перешеек.

— Точно! — Наставник Хо щелкнул пальцами, и Коста взбодрился, мысленно перебирая, чем они могут пожертвовать. Тушница хоть и старая, но из серебра — с лихвой хватит на оплату дороги…

— Садись!

— Что?

— Садись, щенок! Быстро, если не хочешь остаться здесь!

В форте громыхнуло так, что Коста вжал голову в плечи.

— Быстрее, быстрее, быстрее, — шипел мастер. — Вывеску! Тубус! Второй!

Баулы на сани старик забросил сам, лошадь всхрапнула, Косту за широворот кинули на мерзлое сено.

— Хэй! Давай! Давай!

Свист хлыста, и из распахнутой двери постоялого двора во двор выкатился мужик с распахнутом стеганом халате.

— Стойте ворье!!! Что же делается! Воры! Стоять!!! Во-о-о-оры!!!

— Хэй, хэй, хэй!!!

Коста вцепился в борт саней, прикрывая голову руками, и беззвучно молился, как делал постоянно за эти зимы — «Великий, спаси и сохрани».

***

Сани они бросили у переправы, старику Хо удалось договориться с караванщиком — и он с сияющим видом заявил, что они не просто едут, а обеспечены работой на весь путь — несколько декад, и ещё смогут заработать.

Крытые обозные сани мерно бежали по снегу, Коста довольно сопел, подложив вывеску под голову. Укрытый сердобольной старушкой, сытый — ему сунули в руки черствую лепешку и миску горячего чая, благоухающего горным медом.

Басовитый хриплый голос Наставника Хо под боком успокаивал — тот переговаривался с теми, с кем придется делить весь путь. Мелкий торговец “специями, тканями и вообще всем-что-можно-продать” и его семья согласись взять их в свои сани, и делить палатку по пути за услуги художника.