Марачарская и другие – не типично постмодернистские ненадежные рассказчики, а специфически пелевинские мошенники, обусловленные контекстом и скомпрометированные им. Они ставят под сомнение основной корпус текста и одновременно самих себя. Еще больше усложняет картину образ рассказчицы в основном тексте – ненадежной настолько, насколько только можно себе представить. А Хули, как хитрая лиса из русских сказок, обманывает всех. Само название романа, «Священная книга оборотня» – то есть священный текст для нечистой силы, – уже оксюморон586
. Но и здесь Пелевин уклоняется от последовательной иронии. А Хули – одновременно проститутка и девственница, хищница, стремящаяся к человечности, которая плетет сеть иллюзий, стараясь сама выбраться из нее. Но сверхненадежная рассказчица нужна Пелевину не столько для вполне стандартной (пост)модернистской задачи металитературной игры (подрывающей авторитетность нарратива), сколько для того, чтобы выразить сложность жизни. Учитывая, что противоречия опровергают сами себя и перетекают одно в другое, она вполне могла сочинить серьезное повествование и свой путь к свободе и любви.Вымышленные рассказчики в романах «Чапаев и Пустота» и «Священная книга оборотня» прозрачно намекают на автора и служат примерами авторской самоиронии. Пародийные предисловия к обеим книгам высмеивают сочинения Пустоты и А Хули. Но в действительности «гнев критиков» в них направлен на узнаваемые черты стиля самого Пелевина – его интерес к солипсизму и многослойный интертекст, «густую сеть заимствований, подражаний, перепевов и аллюзий»587
. За спиной А Хули стоит автор, тем более что сам Пелевин последовательно создает именно такой образ – автора-трикстера588.В «Generation „П“» нет вымышленного рассказчика, однако происходящее представлено глазами Татарского, и здесь тоже присутствует элемент самоиронии, выражающейся в биографических и стилистических параллелях между героем, копирайтером-обманщиком Татарским, и автором. Татарский, как и Пелевин, поступает в технический вуз, а потом идет учиться в Литературный институт. Он сочиняет слоганы в хорошо знакомой читателям Пелевина манере – обильно используя аллюзии и щедро приправляя их парадоксами, каламбурами и другими формами словесной игры.
Осознанно выбранная для «Generation „П“» маркетинговая стратегия (в реальном мире) строилась на выпуске двух по-разному оформленных изданий, одно из которых было рассчитано на интеллигентного читателя, другое – на менее взыскательную публику. Ориентируясь на максимально широкую целевую аудиторию, издательство «Вагриус» одновременно выпустило книгу в «культурном» и «массовом» вариантах. Первый вышел в сдержанной серой обложке с репродукцией «Вавилонской башни» Питера Брейгеля Старшего. Буква «П», в «интеллигентском» издании напечатанная в стандартных кавычках, в «массовом» варианте была заключена в две запятые с намеком на нецензурное слово «пиздец», означающее в романе апокалипсис. В Великобритании роман вышел в переводе Эндрю Бромфилда под названием
Таким образом, маркетинговая кампания разворачивается вне текста (в реальной жизни) и занимает важное место в сюжете. На внутренней стороне обложки «массового» издания изображен Че Гевара с абсолютно симметричным лицом (намек на воспроизводимость коммерческих образов). Междометие «Wow-Вау!» на задней обложке предугадывает читательскую реакцию, подобно фоновому смеху в ситкомах, и русифицирует английское
«Generation „П“» позиционирует себя одновременно как текст вне коммодифицированной, переживающей культурный упадок постсоветской России, ее критику, и как текст, написанный «изнутри» этой реальности, ее часть. Как утверждается в романе, в новые «темные века» культура и искусство сведены к рекламе: