Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

Черная сумка, набитая пачками стодолларовых купюр, уже стала важнейшим культурным символом и центральным элементом большинства фильмов и книг ‹…› Не за горами появление книг и фильмов, главным содержанием которых будет скрытое воспевание «Кока-колы» и нападки на «Пепси-колу» – или наоборот590.

Представление, что коммодификация производства и восприятия культуры сводит литературу к рекламе, воплощено в самом романе, соединяющем в себе художественные и рекламные элементы. Татарский, представитель поколения «П(епси)», к концу книги превращает Россию в страну «Кока-колы». На последней странице романа описана реклама «Кока-колы», в которой евангелист из Нью-Мексико топчет ногой банку из-под «Пепси», указывая рукой на Кремлевскую стену и цитируя 14-й псалом: «И там они томятся в великом отчаянии, ибо Господь с поколением праведников!» Довершило шутку издание 2002 года, на обложке которого красовался Че Гевара в берете с логотипом Nike и в окружении логотипов Coca-Cola и Pepsi591. Ирония и в том, что именно в Бутан, единственную страну, где, согласно трактату Че Гевары, запрещено телевидение, телевизионные магнаты якобы отправляются на пенсию, о чем, еще больше подрывая доверие к сказанному, сообщает в романе один из жуликов-медийщиков, Саша Бло592.

Пелевинская антиутопия старательно подчеркивает собственную вовлеченность в общество потребления. В мире романа продается все и вся: одежда, машины, дома, политики, искусство, – но главное, как саркастически подчеркивает автор, сам текст Пелевина. Дело не в том, что автореференция и саморефлексия по определению ироничны: они приобретают иронический оттенок, когда / потому что автор демонстрирует собственную причастность к абсурду, который сам же порицает. Как только культуру начинают производить и потреблять, как товар, литература оказывается зависимой от потоков капитала.

С первой же страницы паратекстуальные элементы ясно указывают нам, что и сам роман принадлежит миру коммодификации593. На обложку издания 1999 года было помещено шуточное предупреждение, «запрещающее» читателю обдумывать любые мысли, навеянные прочитанным, так как они являются исключительной собственностью автора: «Все мысли, которые могут прийти в голову при чтении данной книги, являются объектом авторского права. Их нелицензированное обдумывание запрещается». Псевдопредупреждение об авторском праве обыгрывает антиутопическую тему мыслительного контроля, а далее, уже в самом тексте, после посвящения, следует еще одна пародия на копирайт:

Все упоминаемые в тексте торговые марки являются собственностью их уважаемых владельцев… Названия товаров и имена политиков не указывают на реально существующие рыночные продукты и относятся только к проекциям элементов торгово-политического информационного пространства, принудительно индуцированным в качестве объектов индивидуального ума594.

Согласно еще одному утверждению (в духе Франкфуртской школы), общество потребления не оставляет места для сопротивления: любая оппозиция продается на мировом рынке всего лишь как еще один товар, и весьма ходовой. Именно так устроен роман «Generation „П“», и он привлекает внимание читателя к принципу своего устройства. Автор (устами Татарского) язвительно замечает: «…Ничто не продается так хорошо, как грамотно расфасованный и политически корректный бунт против мира, где царит политкорректность и все расфасовано для продажи»595. Одна из иллюстраций этого тезиса – маркетинг всего, что связано с Че Геварой (футболок, слоганов, музыки). Другая – реклама телевизора Sony, придуманная Татарским, когда он осознает, что медиа – современный Тофет (геенна). Татарский прислушивается к уверениям Че Гевары, что медиа – дьявольская сила, поощряющая алчность и ложь, но, по иронии судьбы, лишь для того, чтобы продать новую модель телевизора. Возникает новая рекламная стратегия, обращающая себе на пользу растущую неприязнь населения к маркетинговым приемам. Она «глубоко антирыночна по форме и поэтому обещает быть крайне рыночной по содержанию»596, что весьма точно характеризует нарратив самого Пелевина, где встречаются в избытке рекламные идеи, перерабатывающие левую идеологию.