Пелопоннесская война

После того как армада благополучно отплыла, комиссия по расследованию жадно погрузилась в детали недавних обвинений. Тевкр – метек, ранее бежавший в Мегары, – вернулся в Афины и, пользуясь неприкосновенностью, дал сенсационные показания: он утверждал, что лично участвовал в пародийных мистериях и может указать на виновных в обезображивании герм. Он назвал одиннадцать человек, которые вместе с ним были задействованы в пародиях, и обвинил еще восемнадцать в нападении на статуи. Алкивиада не было ни в том ни в другом перечне. По приказу комиссии один из подозреваемых был арестован и казнен, остальным же удалось бежать.

Затем в деле о гермах выступил некто по имени Диоклид. Он рассказал, что во время прогулки, предпринятой им в ночь преступления, он при свете луны заметил, как в орхестре театра Диониса на южном склоне Акрополя собралось около трех сотен подозрительных людей. На следующее утро, сообразив, что эти люди, скорее всего, и были исполнителями совершённого преступления, он отправился к некоторым из тех, кого смог узнать, и попытался потребовать с них плату за свое молчание. Теперь же, так и не получив обещанных денег, Диоклид раскрыл личности сорока двух из них. В эту группу вошли два члена Совета и несколько богачей из аристократов. Обвинения Диоклида внушили афинянам страх перед всеобщим заговором олигархов против афинской демократии. Воцарившаяся паника была настолько велика, что Совет приостановил действие закона, запрещавшего применение к афинским гражданам пыток для получения показаний. Эту меру предложил Писандр, который полагал, что растянутые на колесе подозреваемые признаются быстрее. Обоим членам Совета удалось спастись от пыток: они пообещали предстать перед судом, после чего бежали в Мегары или Беотию. Затем к афинским границам подошло войско беотийцев. Это еще больше усилило смятение в городе, так как боязни переворота в интересах не то олигархии, не то тирании теперь сопутствовал страх перед изменой и вторжением чужеземцев.

В ту ночь афиняне надели свои доспехи и не смыкали глаз, Совет же ради собственной безопасности перешел на Акрополь. В знак благодарности афиняне удостоили осведомителя Диоклида венком героя и бесплатным обедом в пританее – честь, обычно полагавшаяся победителям Олимпийских игр, – но его слава была недолгой. Андокид, один из находившихся под стражей обвиняемых, который позднее станет знаменитым афинским оратором, также согласился дать показания. Совет гарантировал ему неприкосновенность, и он объявил, что гермы были обезображены членами его гетерии – политического клуба, собиравшегося за совместными трапезами. Он представил список виновных, каждый из которых присутствовал также и в списке Тевкра. Все они, за исключением четырех человек, которые сразу же бежали из города, либо уже были мертвы, либо находились в изгнании. После этого Совет еще раз допросил Диоклида, и он признался в том, что дал ложные показания, и указал, что действовал согласно наставлениям двоюродного брата Алкивиада – Алкивиада, сына Фега, – и еще одного человека. И тот и другой бежали. Пострадавшие от ложного доноса Диоклида были оправданы, а его самого казнили.

Афиняне успокоились, полагая, что дело о гермах получило удовлетворительное разъяснение, а сами они избавились от «многих бед и опасностей» (Андокид, О мистериях, 66)[31]. Преступниками, как выяснилось, была лишь небольшая группа людей, члены одной-единственной гетерии, среди которых было мало заметных политиков. Крупного заговора не наблюдалось. Однако дело о профанации священных мистерий еще ожидало своего разрешения, поэтому расследование продолжилось.

Новое обвинение прозвучало из высших слоев афинского общества в лице Агаристы, жены Алкмеонида. Оба имени были связаны с одним из знатнейших городских родов, к которому принадлежал основатель афинской демократии Клисфен, а также Перикл. Агариста сообщила об осквернении мистерий, состоявшемся в доме одного аристократа. В этом якобы участвовали Алкивиад, его дядя Аксиох, а также его друг Адимант. И вновь враги Алкивиада использовали это свидетельство в своих политических целях, заявив, что кощунство над священными обрядами было частью «заговора против демократии» (VI.61.1). Перемещения вражеских войск, обвинения в совершении того или иного святотатства, выдвинутые против почти ста человек накануне масштабной экспедиции в далекие земли, возможная причастность к этим святотатствам политиков, аристократов и в особенности самого Алкивиада – все это в совокупности лишь вызвало новые опасения относительно заговора, измены и угрозы государственному строю. «Все возбуждало подозрение против Алкивиада» (VI.61.4). Формальным обвинителем Алкивиада выступил Фессал, сын великого Кимона. Его происхождение и благородство семьи, а также изложенные им подробности придавали вес предъявленным обвинениям. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Совет послал государственную трирему «Саламиния», чтобы доставить Алкивиада и еще нескольких обвиняемых участников похода обратно в Афины для проведения суда.