Пелопоннесская война

При всем при этом поход продолжал вызывать споры. Некоторые из жрецов предостерегали от него, другие указывали на бедственные предзнаменования, но Алкивиад и сторонники похода сумели отыскать иные предвестия и прорицания оракулов. Даже очевидно дурные знамения не остановили подготовку, но вскоре, незадолго до уже назначенного дня отплытия, поводом для всеобщей тревоги стало куда более серьезное происшествие.

Утром 7 июня 415 г. до н. э. едва воспрявшие ото сна афиняне обнаружили, что у расставленных по всему городу каменных статуй Гермеса повреждены лица и отбиты бывшие их отличительной чертой фаллосы. Помимо возмущения и страха, порожденных этим жутким кощунством, оно, как подсказывали некоторые детали, несло в себе и политическое значение. Осквернители успешно сработали на обширной территории в течение одной-единственной ночи, а значит, преступление было делом рук не горстки пьяных дебоширов, а довольно многочисленной и организованной группы. Поскольку Гермес благоволил путешественникам, нападение на его статуи было явной попыткой воспрепятствовать сицилийскому походу. «Происшествие это считалось тем более важным, что в нем усматривали предзнаменование относительно похода и вместе с тем заговор, направленный к государственному перевороту и к ниспровержению демократии» (VI.27.3).

Народное собрание начало расследование и посулило награду и неприкосновенность тем, кто сможет засвидетельствовать этот или другие случаи осквернения святынь. Совет учредил специальную комиссию, в которую вошли видные политики-демократы. Когда афиняне перешли к обсуждению окончательного плана похода, некто по имени Пифоник выступил с поразившим всех обвинением, сообщив собранию, что Алкивиад с друзьями были уличены в пародировании священных Элевсинских мистерий. Один раб, которому обещали неприкосновенность, также рассказал, что он вместе с другими людьми стал свидетелем мистерий, которые проводились в доме Пулитиона; среди их непосредственных участников он назвал Алкивиада и еще девять человек.

Хотя это событие не имело отношения к изувечению герм, накалившаяся к тому времени атмосфера, а также подозрения в том, что Алкивиад участвовал в этой выходке, привлекли к ней повышенное внимание. Очень немногие из афинян сомневались в том, что Алкивиад со своими распущенными друзьями были способны на глумление над религиозным ритуалом, поэтому его враги с радостью подхватили эти обвинения. Они утверждали, что Алкивиад замешан как в надругательстве над мистериями, так и в осквернении статуй, и добавляли, что подлинной целью его действий было «ниспровержение демократии» (VI.28.2).

Алкивиад отверг все обвинения и выразил готовность тотчас же предстать перед судом: он хотел избежать разбирательства в свое отсутствие, когда поддерживавшие его воины и моряки будут в походе, а его недруги получат возможность практически беспрепятственно сфабриковать против него дело. Враги желали отсрочить процесс по тем же самым причинам. «Пусть плывет в добрый час, – говорили они, – а после окончания войны пусть возвратится и держит ответ» (Плутарх, Алкивиад 19.6)[30]. Собрание согласилось с ними, и Алкивиад отбыл из Афин в условиях нависшего над ним судебного разбирательства.

Наконец во второй половине июня афинское войско отплыло на Сицилию, планируя сделать первую остановку на Керкире, где афинянам предстояло соединиться с союзниками. «И в самом деле, тут было наиболее дорого стоившее и великолепное войско из всех снаряжавшихся до того времени, войско, впервые выступившее в морской поход на средства одного эллинского государства» (VI.31.1). Помимо денег из государственной казны, триерархи также потратили собственные средства на то, чтобы сделать свои суда не только быстрыми и прочными, но и пригожими на вид. Даже гоплиты состязались друг с другом в красоте вооружения. Весь город, включая находившихся в нем иноплеменных союзников, спустился к Пирею, чтобы увидеть великое зрелище. «Все это представлялось скорее выставлением на вид афинских сил и превосходства, чем снаряжением военного предприятия» (VI.31.4). Прозвучал трубный глас, и огромное множество людей вознесло молитвы, полагавшиеся при отправлении кораблей. «Потом, по исполнении пеана и по совершении возлияний, корабли снялись с якоря; сначала они шли в одну линию, а затем до Эгины соревновались между собою в быстроте» (VI.32.2). Участники великой экспедиции, раздутой до угрожающих размеров из-за оплошности Никия, словно бы уходили в регату, а не в далекое и опасное плавание.

ОХОТА НА ВЕДЬМ