Пелопоннесская война

Сведения Гермократа были верными, но его стратегические рекомендации вызывали вопросы. Военный флот Сиракуз ни числом, ни умением не мог тягаться с афинским флотом, который в это самое время надвигался на Сицилию. К тому же сиракузяне попросту не успели бы построить достаточное количество кораблей, снабдить их экипажами и отправить в поход к берегам Италии на перехват афинян, и Гермократ должен был это понимать. Возможно, своим советом он хотел вывести соотечественников из оцепенения и нерешительности, внушив им ложные надежды на быстрый и легкий успех.

Трюк, подобный этому, действительно был необходим, ведь сиракузяне по-прежнему не желали действовать. Один демагог по имени Афинагор настаивал на том, что на самом деле афиняне вовсе не собираются атаковать Сиракузы, так как с их стороны это было бы глупостью. Те, кто верит слухам о войне, заявлял он, хотят создать условия для ниспровержения демократии. Как бы то ни было, все сиракузяне были согласны в том, что легко смогут отразить нападение афинян. Не названный по имени сиракузский стратег, человек здравого ума и широких личных полномочий, указывал на то, что подготовить город к обороне на тот случай, если афиняне все же явятся, не повредит. Сиракузянам, полагал он, следует отправить в соответствующие государства послов с просьбой о помощи, что, как он сам признал, стратеги уже сделали. Он пообещал держать собрание в курсе того, что им удастся узнать впоследствии, но обошел молчанием план по снаряжению экспедиции в Италию. После этого собрание было распущено.

Когда в Сиракузах стало известно о том, что афиняне высадились в Регии, горожане наконец начали готовиться к обороне, понуждаемые «войною близкой, почти что наступившей» (VI.45). Эти приготовления никак не затрагивали флот, о чем афиняне узнали, когда вошли в пустую гавань.

Из-под Сиракуз афиняне направились обратно к Катане, которую им со второй попытки удалось взять хитростью и привлечь к своему союзу. Теперь они располагали базой, с которой могли либо напасть на Сиракузы, либо вести дипломатическую войну, как задумывал Алкивиад. Ложные известия о возможности захватить Камарину и о постройке флота жителями Сиракуз заставили афинян со всеми кораблями подойти к одному, а затем к другому городу, что в итоге оказалось бессмысленным. Чтобы эти усилия не пропали даром, они совершили грабительский набег на сиракузскую территорию. Несколько легковооруженных воинов, отставших от афинского войска, были перебиты конницей сиракузян – то было весьма дурное предзнаменование.

БЕГСТВО АЛКИВИАДА

В Катане возвращения афинян дожидалась государственная трирема «Саламиния», прибывшая с целью доставить Алкивиада и других подозреваемых в повреждении герм и осмеянии мистерий назад в Афины, где над ними должен был состояться суд. По мнению Плутарха, Алкивиад мог бы поднять мятеж, если бы захотел, но разочаровывающие результаты похода к тому моменту, вероятно, подорвали его авторитет, и он безропотно подчинился. Он пообещал следовать за «Саламинией» на своей собственной триреме, но, видимо, узнав от ее экипажа об обстановке в Афинах, решился на побег. В Фуриях, что в Италии, он скрылся вглубь материка, а затем перебрался оттуда на Пелопоннес.

В Афинах его заочно признали виновным и вместе с остальными обвиняемыми приговорили к смертной казни. Его собственность была конфискована, а имя было написано на стеле позора, воздвигнутой на Акрополе. Награда размером в один талант ожидала того, кому удастся убить любого из беглецов. Другим указом предписывалось, чтобы имя Алкивиада и, вероятно, имена прочих виновных были прокляты элевсинскими жрецами. Считается, что в ответ беглый Алкивиад воскликнул: «А я докажу им, что я еще жив!» (Плутарх, Алкивиад 22.2).

После отъезда Алкивиада экспедицию фактически возглавил Никий. Притом что сам он оставался сторонником предложенной им ранее пассивной стратегии и желал бы вернуться домой как можно скорее, бессмысленные потери времени, больших денег и нескольких жизней лишали его этой возможности. Ни войско, которым он командовал, ни афиняне не удовлетворились бы таким исходом, поэтому Никий двинул всю армаду по направлению к Эгесте и Селинунту, чтобы на месте оценить ситуацию, которая изначально и привела афинян на Сицилию.