Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

– Я вижу, малыш устал, – сказал он, лишь бы не уходить так сразу. – Значит, не забудьте: наш магазин для вас открыт. Стоит вам вернуться, и вы получите любую компенсацию… Прощайте, мадемуазель.

– Прощайте, господин Муре.

Муре ушел, а Дениза вернулась под темную сень каштанов. И долго шла между их могучими стволами, сама не зная куда, чувствуя, как горит у нее лицо, как путаются мысли. Она и думать забыла о братике, а Пепе, держась за руку сестры, едва поспевал за ней и наконец взмолился:

– Мамочка, ты слишком быстро идешь!

Тогда девушка села на скамью, и мальчик, выбившийся из сил, тут же заснул у нее на коленях. Она нежно баюкала его, прижав к своей девственной груди и устремив невидящий взгляд во тьму аллеи. Часом позже, когда они с Пепе вернулись на улицу Мишодьер и Дениза тихонько отворила входную дверь, она уже выглядела, как всегда, спокойной и рассудительной.

– Тысяча чертей! – вскричал Бурра, едва увидев девушку. – Все кончено! Этот мерзавец Муре купил мой дом!

Старик разъяренно метался по лавке и так неистово размахивал руками, что Дениза испугалась, как бы он не разбил витрину.

– Ах, негодяй!.. Это мне хозяин написал, зеленщик. Вы даже не угадаете, за сколько он его продал, мой дом, – за сто пятьдесят тысяч франков, вчетверо дороже, чем он стоит! Вот жулик так жулик!.. И представьте себе, как он выбил из них такую цену: мол, дом только что отремонтирован!.. Да когда же они перестанут надо мной куражиться?!

Мысль о том, что деньги, выброшенные на ремонт и покраску лавки, пошли на пользу хозяину дома, привела Бурра в дикую ярость. Теперь, когда домовладельцем стал Муре, он должен будет платить аренду именно ему, а значит, отныне становится жильцом у ненавистного конкурента! И эта мысль усугубила гнев старика.

– Я слышал, как они бурят стену… теперь они здесь, как у себя, словно уже сидят за моим столом!

И он так яростно ударил кулаком по прилавку, что задрожали стены, а с полок посыпались зонты и омбрельки[30].

Потрясенная Дениза не могла вставить ни слова и замерла, ожидая, когда старик придет в себя; тем временем Пепе, выбившийся из сил, заснул на стуле. Наконец Бурра слегка успокоился, и девушка решилась передать ему поручение Муре; она понимала, что ее хозяин вне себя, но как бы он ни гневался, эта безнадежная ситуация могла вынудить его принять благоприятное решение.

– Я тут как раз встретила одного человека, – начала она. – Он из «Дамского Счастья» и хорошо осведомлен… Похоже, что завтра они предложат вам восемьдесят тысяч франков…

Но старик прервал ее, яростно взревев:

– Восемьдесят тысяч франков? Ах вот как – восемьдесят тысяч!.. Да я теперь и за миллион не уступлю!

Тщетно Дениза пыталась его вразумить. Но тут дверь лавки отворилась, и она отшатнулась, вздрогнув и побледнев. Это был дядюшка Бодю, сильно постаревший, с желтым, нездоровым лицом. Его появление словно подхлестнуло Бурра – он схватил соседа за лацканы пальто и закричал ему в лицо, не давая вставить ни слова:

– Знаете, что они имели наглость предложить мне? Восемьдесят тысяч франков! Вот до чего они дошли, эти бандиты! Надеются купить меня, как продажную девку… Еще бы, получили этот дом и воображают, что я теперь у них в руках! Так вот нет же, они его не получат! Сам я, может, и уступил бы им по доброй воле, но раз уж он теперь принадлежит им, пускай попробуют выставить меня отсюда!

– Значит, все это правда? – спросил Бодю, как всегда медленно выговаривая слова. – Мне об этом сообщили, но я пришел сам, удостовериться…

– Да, восемьдесят тысяч! – повторил Бурра. – А почему бы и не все сто?! Вот что меня возмущает – эти бешеные деньги! Неужто они думают, что я пойду на мошенничество из-за такой суммы?.. Нет, тысяча чертей, не видать им моего дома! Они его не получат – слышите вы? – никогда не получат!

Но тут Дениза, несмотря на присутствие дяди, снова начала умолять старика согласиться. Борьба теперь невозможна, противник всемогущ, и отказываться от предложенного богатства – чистое безумие. Однако Бурра упорно стоял на своем. Срок аренды истекал только через девять лет, а за это время он надеялся умереть и не увидеть развязки.

– Вы слышите, господин Бодю? – кричал он. – Ваша племянница – и та приняла их сторону, вот они и подослали ее уломать меня… Она стакнулась с этими бандитами, разрази меня гром!

До сих пор Бодю делал вид, будто не замечает Денизу. Всякий раз, как племянница проходила мимо его лавки, он упрямо отводил глаза. Но теперь он медленно повернулся, взглянул на нее, и его толстые губы задрожали.

– Я знаю, – тихо промолвил он, продолжая смотреть на девушку.

Дениза, взволнованная до слез, чувствовала, как ее дядя сокрушен постигшей их всех бедой. Сейчас он, верно, думал о том, в какой нужде она жила все это время, и его мучили угрызения совести. А при виде Пепе, уснувшего на стуле, среди всего этого переполоха, он явно растрогался. И просто сказал:

– Дениза, приходи к нам завтра на обед вместе с малышом… Моя жена и Женевьева просили пригласить тебя, если мы встретимся.