Девушка посмотрела на Коломбана, задумчиво катавшего по столу шарик из хлебного мякиша. Он почувствовал ее взгляд и произнес несколько резких фраз:
– Гнусная лавчонка!.. Сплошь мошенники и мерзавцы, один хуже другого!.. Чертова напасть на наш квартал!
– Вы слышали? – пришел в восторг Бодю. – Его они никогда не заполучат!.. Жаль, что ты такой один, мой мальчик! Других не будет!
Женевьева не разделяла восторгов отца. Ее лицо хранило строгое и скорбное выражение. Она не сводила глаз с Коломбана, разгадав тайну мужского сердца и тем отягощая его вину. Госпожа Бодю с молчаливой печалью и тревогой следила за дочерью и будущим зятем, как будто успела угадать новое несчастье. Печаль Женевьевы ужасала материнское сердце, чуявшее смерть.
– Мы оставили магазин без присмотра, – сказала она и резко встала, желая положить конец мучительной сцене. – Кажется, я слышала колокольчик. Коломбан, сходите и проверьте.
Обед был окончен. Бодю и Коломбан отправились поговорить с комиссионером и дать ему указания. Госпожа Бодю увела Пепе, пообещав показать книжку с картинками. Прислуга быстро и ловко убирала со стола, Дениза стояла у окна, разглядывая дворик. А когда обернулась, увидела, что Женевьева все еще сидит за столом, уставившись на влажную от губки клеенку.
– Вам дурно? – участливо спросила ее Дениза.
Женевьева не отвечала, погруженная в невеселые мысли, потом с трудом подняла голову и только тут заметила встревоженное лицо родственницы. А где все остальные? Почему она здесь одна? Слезы хлынули внезапно. Женевьева бесшумно рыдала, уткнувшись лбом в руку, и рукав ее платья очень скоро промок.
– Господь милосердный, что стряслось?! – вскричала потрясенная Дениза. – Позвать кого-нибудь?
Женевьева вцепилась в руку кузины и пролепетала, всхлипывая и заикаясь:
– Нет-нет, останьтесь… Мама ничего не должна знать!.. Вас я не стыжусь, но другие, другие… Клянусь, это нервы… Просто… тяжело очнуться вот так… Видите, мне лучше, я уже не плачу.
Хрупкое тело девушки содрогалось от рыданий, она мотала головой, из прически вылетела шпилька, и водопад волос укрыл ее плечи и спину. Дениза осторожно, почти бесшумно, пыталась утешать кузину. Она расстегнула ворот ее платья и ужаснулась болезненной худобе тела, съедаемого анемией, и по-детски впалой груди. Роскошные волосы Женевьевы вдруг показались Денизе живым существом, вытягивающим из бедняжки последние силы, и она скрутила их в тугой пучок, чтобы дать доступ воздуху.
– Спасибо за вашу доброту, дорогая, – едва слышно произнесла Женевьева. – Упитанной меня не назовешь, верно? Раньше я была крепче и сильнее, но теперь все куда-то ушло… Застегните платье, иначе мама увидит мои плечи и испугается. Я стараюсь их прятать… Боже, боже, я нездорова, совсем нездорова.
Приступ отчаяния постепенно затихал, мадемуазель Бодю пристально посмотрела на кузину и наконец решилась задать терзавший ее вопрос:
– Скажите мне правду, он ее любит?
Лицо Денизы залилось краской – она сразу поняла, что девушку интересуют чувства Коломбана к Кларе, но притворилась удивленной:
– Кто «он», дорогая?
Женевьева укоризненно покачала головой:
– Умоляю, не лгите, будьте милосердны, мне нужна определенность… Я чувствую, что вам все известно. Вы были в дружеских отношениях с этой женщиной, Коломбан однажды догнал вас, чтобы о чем-то попросить. Ему потребовалось связаться с Кларой и он решил сделать это через вас? Не отрицайте и не бойтесь причинить мне боль, хуже уже не будет.
Дениза никогда еще не оказывалась в таком затруднительном положении. Она не решалась взглянуть на несчастную родственницу, которая молча ждала приговора, но нашла в себе силы еще раз солгать:
– Милая моя, что за глупые подозрения! Коломбан любит вас.
– Я понимаю, вы не хотите говорить, да это и не важно… Я их видела. Он то и дело выходит на тротуар и смотрит на нее, а она хохочет в окне как безумная… Они встречаются, в этом не может быть сомнений.
– Да нет же, нет, клянусь вам! – воскликнула Дениза, забыв об осторожности.
Девушка судорожно вздохнула, попыталась улыбнуться и произнесла слабым голосом:
– Простите, что докучаю вам, кузина, не нальете мне воды?.. Графин на буфете.
Женевьева залпом осушила стакан, жестом отстранив Денизу, попытавшуюся остановить ее.
– Жажда меня замучила… Даже ночью встаю, чтобы попить.
Они помолчали, потом Женевьева продолжила:
– Знаете, за десять лет я привыкла к мысли о нашем браке. Я еще носила короткие платьица, а Коломбан уже был моим женихом… Не помню, не знаю, как вышло, что я прежде времени стала считать себя его женой… Наверное, дело в том, что мы всегда жили вместе, находились в замкнутом пространстве. Не уверена даже, что любила Коломбана, просто была его женой… А теперь он хочет меня бросить, уйти к другой! Господи, как тяжело на сердце! Я не знала подобной боли – колет в груди, теснит виски, отзывается во всем теле. Это меня убивает.
Глаза Женевьевы наполнились слезами, и Дениза спросила, чувствуя, что и сама сейчас расплачется:
– Тетя догадывается?