Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

– Господь свидетель, ты вольна поддерживать эти громадины… В конце концов, у каждого голова варит по-своему, детка… Они совершили подлость, выкинув тебя за дверь, но ты не стала бы по-прежнему питать к ним теплые чувства без веских на то причин. Даже если вернешься туда, я не обижусь, даю слово… Я прав, девочки? Никто из нас не рассердится.

– Конечно нет, – едва слышно подтвердила госпожа Бодю.

Дениза не спеша поделилась с родными своими доводами, как уже сделала это у Робино: логическая эволюция, неотвратимые перемены в торговле, требования современности, величие новых предприятий и растущее благосостояние публики. Бодю изумленно таращился на нее, чуть отвесив толстую нижнюю губу, напряженно вслушивался, силясь понять, а когда племянница замолчала, лишь покачал головой:

– Все это глупые мечтания. Торговля – она торговля и есть, и нечего вокруг нее горы городить… Признаю: они преуспевают, но не более того. Я долго верил, что у них не получится. Ждал, терпеливо ждал и надеялся, помнишь? Ну так вот – я ошибся! Они из тех воров, что наживают состояния, пока честные люди мрут в нищете… Подумать только, до чего дошло: я принужден склониться перед фактами. И склоняюсь, черт побери, склоняюсь… – Бодю мало-помалу поддавался гневу. Он взмахнул зажатой в руке вилкой. – Но «Старый Эльбёф» никогда не уступит!.. Я сказал Бурра: «Сосед, вы идете на сговор с шарлатанами, ваша мазня – это просто стыд и позор!»

– Поешь, пока горячее… – Госпожа Бодю перебила мужа, испугавшись, что он совсем разойдется.

– Да погоди ты! Пусть племянница узнает мой девиз… Слушай внимательно, девочка: я – как этот тяжелый графин, меня с места не сдвинешь. Они преуспевают – тем хуже для них! А я протестую!

Служанка подала телячье жаркое, и Бодю начал дрожащей неверной рукой резать мясо. Он сознавал, что проиграл, и лишился привычной уверенности в себе, свойственной любому уважаемому коммерсанту. Пепе подумал, что дядюшка сердится, и расстроился. Пришлось утешить его поданными на десерт бисквитами. Бодю кое-как совладал с гневом, понизил голос и перевел разговор на другую тему, похвалил улицу Десятого Декабря, сказав, что снос обветшавших домов и новая магистраль пойдут на пользу торговле в квартале. Потом болезненная одержимость «Дамским Счастьем» снова взяла верх над голосом рассудка, и владелец «Старого Эльбёфа» стал жаловаться на повозки со строительными материалами, которые то и дело перегораживают улицу, торговля почти встала, товары портятся под слоями пыли, а люди дышат вредной известью. В этом несуразно огромном, как Центральный рынок, здании покупательницы будут блуждать часами в поисках нужной мелочи. Госпожа Бодю бросала на мужа умоляющие взгляды, но он закусил удила, не удержался и заговорил про оборот ненавистного магазина.

– Ну разве это мыслимо, скажите на милость?! Они за четыре года стали в пять раз богаче! Вместо восьми миллионов годовых – сорок, если верить результатам аудита. Безумие, с которым невозможно бороться. Хозяева жиреют, у них уже тысяча служащих, ходят слухи о двадцати восьми отделах! – Цифра 28 бесила Бодю, как и вновь открываемые направления – торговля мебелью и парижскими товарами. – Можете себе представить? Парижские товары! Да они напрочь лишены гордости, все кончится тем, что у них и рыбой будут торговать!

Дядя только делал вид, что уважает идеи Денизы, а сам без устали поучал племянницу:

– Нет, ты не должна их защищать! Можешь вообразить, чтобы я, почтенный торговец тканями, вдруг среди тюков и рулонов расставил кастрюли и стал ими торговать в «Старом Эльбёфе»? Случись такое, ты назвала бы меня сумасшедшим… ну хоть признай, что не уважаешь их.

Девушка смущенно улыбнулась, понимая всю бессмысленность разумных доводов.

– Значит, ты за них… – продолжил Бодю. – Довольно разговоров об этих людях, не хватало нам рассориться из-за мерзавцев. Они не встанут между мной и моими родными!.. Возвращайся к ним, если хочешь, но меня больше не донимай их историями!

Наступила тишина. Возбуждение Бодю сменилось каким-то лихорадочным смирением. Служанка открыла окно, подала на стол печеные яблоки, и все молча принялись за еду.

– Давай поинтересуйся у этой парочки, – воззвал к Денизе Бодю, указав ножом на Женевьеву и Коломбана, – нравится им это твое «Дамское Счастье» или нет!

Вот уже двенадцать лет молодые люди дважды в день садились рядом за стол. Они не откликнулись, не произнесли ни слова в ответ. Он словно бы заслонился добродушным выражением лица, спрятал за полуопущенными веками пожиравший его душу внутренний огонь. Ее голова клонилась под тяжестью прически, собранной из густых волос; казалось, что девушка пытается скрыть от родных тайную душевную муку.

– Прошлый год почти добил нас, – продолжил глава семьи. – Вот и пришлось отложить свадьбу… Ну же, девочка, задай им вопрос, пусть скажут, что думают о твоих друзьях.

Дениза подчинилась, надеясь успокоить дядю. Ответила Женевьева:

– Мне их любить не за что, кузина, но не огорчайтесь: многие относятся к ним иначе.