Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Предсказание дядюшки Бодю сбылось: мелкие торговцы с соседних улиц получили еще один ужасный удар. Лавочники разорялись, как только в «чудовище» открывались новые отделы, трещали по швам даже самые старые и уважаемые заведения. Мадемуазель Татен, хозяйка магазина белья из пассажа Шуазель, обанкротилась. Перчаточник Кине знал, что продержится от силы полгода. Меховщикам Ванпуям пришлось сдать в субаренду часть помещений в своих магазинах. Чулочники брат и сестра Бедоре с улицы Гайон еще держались, проедая скопленные за много лет деньги. Все понимали, что новый отдел дешевых парижских безделушек напрямую угрожает благополучию Делиньера, торговца сувенирами и игрушками с улицы Сен-Рок. Соседи боялись, что у темпераментного толстяка случится апоплексический удар: он приходил в бешенство, глядя на бумажники, выставленные «Дамским Счастьем» на продажу с тридцатипроцентной скидкой. Мебельный отдел грозил убить Пио и Ривуара, чьи магазины дремали в тени пассажа Сент-Анн. Хозяева мебельного дела, люди более спокойные по натуре, не теряли чувства юмора и подшучивали над «этими приказчиками», которые взялись торговать столами вперемешку со шкафами. К несчастью, их клиентки массово дезертировали, «перебежав» в «Дамское Счастье». Все было кончено, оставалось склониться перед обстоятельствами, понимая, что жестокая судьба никого не пощадит и весь квартал станет собственностью Муре.

Утром и вечером тысяча служащих выстраивалась в такой длинный хвост на площади Гайон, что зеваки останавливались взглянуть, как на проход роты почетного караула. Тротуары они занимали минут по десять, а владельцы лавок стояли в дверях, думая, не уволить ли последнего оставшегося у них приказчика. Окончательно обескуражила всех цифра годового торгового оборота в сорок миллионов, новость передавали из уст в уста, кто-то удивленно ахал, кто-то гневно рычал. Подумать только – сорок миллионов! Да, чистая прибыль составляла четыре процента, учитывая немалые расходы и введенную Муре систему скидок, но и миллион шестьсот тысяч франков – хорошие деньги, можно и четырьмя процентами удовольствоваться! Поговаривали, что стартовый капитал Муре, те первые пятьсот тысяч, которые должны были превратиться в четыре миллиона за счет общей суммы прибылей, возрос в десять раз за счет товарооборота. Робино, часто предававшийся подсчетам при Денизе, покончив с едой, понуро пялился в пустую тарелку и всякий раз признавал ее правоту: работающие деньги неустанно двигают вперед эту новую по форме торговлю. Один только Бурра отвергал факты и ничего не желал понимать, уподобясь несгибаемо-тупому дорожному столбу. «Да все они – просто воры, лгуны и шарлатаны, выбившиеся из грязи в князи!»

Бодю, не желавшие никаких перемен в «Старом Эльбёфе», все-таки пытались выдержать конкуренцию. Больше не приходят в лавку? Ничего страшного. Мы пошлем приказчиков по домам. В то время в Париже работал один маклер, обслуживавший всех знаменитых портных, он-то и спасал мелких торговцев сукном и фланелью, если брался их представлять. За этого человека боролись, он становился все более важной персоной, а Бодю совершил трагическую ошибку, начав торговаться, и тот сговорился с Матиньонами с улицы Круа-де-Пти-Шан. Двое следующих обманули его, третий оказался честным лентяем. Началось медленное незаметное умирание, Бодю покинули почти все, даже самые верные клиентки, а потом настал черный день. До сих пор семья держалась на плаву за счет накоплений, теперь пришлось влезть в долги. В декабре Бодю ужаснулся количеству выданных векселей и решился принести кровавую жертву – продал загородный дом в Рамбуйе. Чтобы привести его в порядок, пришлось потратиться, а жильцы, которых в конце концов пустил Бодю, съехали не заплатив. Расставание с домом убило единственную мечту старика, его сердце истекало кровью, он был безутешен. Дом стоил двести тысяч, а уступить его пришлось за семьдесят, да и эта сумма была чистым везением: жившие по соседству Ломмы захотели расширить земельный надел. Семьдесят тысяч могли какое-то время поддерживать магазин на плаву. В душе Бодю возродилась идея борьбы: наведем порядок и попробуем победить.

В воскресенье Ломмы должны были вручить старику деньги и изъявили желание поужинать в «Старом Эльбёфе». Первой прибыла госпожа Орели. Кассир появился с опозданием, совершенно ошалевший после музыкального вечера. Молодой Альбер обещал быть, но манкировал приглашением. Вечер не удался. Семейство Бодю, привыкшее к душной тесноте своей столовой, с трудом воспринимало свежий ветер, принесенный новыми хозяевами их собственности, жившими открыто и свободно. Женевьеву так оскорбляли величественные манеры госпожи Орели, что она за весь вечер не проронила ни слова, зато Коломбан до дрожи в руках восхищался женщиной, властвовавшей над Кларой.

Вечером, перед сном, Бодю долго ходил по комнате. На улице потеплело, снег таял, в воздухе пахло сыростью. Окна были закрыты, занавески задернуты, но шум со стройки все равно проникал в комнату.