Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Он обернулся и увидел Денизу. Они с Бурдонклем находились перед отделом готового платья, только что разделенным на две части: платья и костюмы отправили на третий этаж, в другой конец магазина. Дениза спустилась и застыла на месте, изумленная перестановками.

– В чем дело? – тихо спросила она. – Мы переезжаем?

Муре позабавила ее реакция – он обожал театральные эффекты. В первых числах февраля вернувшаяся в «Дамское Счастье» Дениза радостно удивилась вежливому, даже почтительному поведению сотрудников. Особенно приветлива была госпожа Орели. Маргарита и Клара смирились, а папаша Жув только что в пояс ей не кланялся с видом крайнего смущения, словно надеялся стереть из памяти девушки свое прежнее гнусное поведение. Хватало одного слова Муре, и все начинали перешептываться, не сводя глаз с Денизы. В этой атмосфере всеобщей любезности девушку неприятно удивляли улыбки Полины и непонятная печаль Делоша.

Муре смотрел на нее, не скрывая радостного восхищения.

– Что вы ищете? – спросил он наконец.

Дениза покраснела – она не заметила патрона, который, наплевав на условности, оказывал ей трогательные знаки внимания. Полина зачем-то в деталях описала подруге роман Муре с Кларой: где встречались, сколько он платил. Она часто возвращалась к этой теме, а еще сообщила, что у хозяина есть другая любовница, госпожа Дефорж, известная всему магазину. Эти разговоры нервировали Денизу, к ней вернулись прежние тревоги. Ее благодарность Муре вступала в противоречие с гневом, и это было нестерпимо.

– Какой кавардак устроили… – шепнула она.

Муре подошел ближе и произнес, понизив голос:

– Сегодня вечером, когда магазин закроется, не сочтите за труд явиться в мой кабинет. Я хочу сказать вам несколько слов.

Она кивнула – молча, слишком взволнованная для того, чтобы произнести хоть слово, и сразу прошла в отдел, где уже собрались другие продавщицы. Бурдонкль услышал последнюю фразу Муре и теперь смотрел на него с улыбкой, а когда они остались одни, осмелился сказать:

– Еще одна! Не боитесь увлечься всерьез, патрон?

У Муре сработал защитный рефлекс, и он сумел спрятать волнение под маской беззаботного превосходства.

– Мне нечего опасаться, друг мой! Не родилась та женщина, что сумеет меня укротить!

Он устремился в последний обход, а Бурдонкль только головой покачал: нежная простушка Дениза начинала всерьез его беспокоить. В первый раз он взял верх, уволив ее без малейших угрызений совести, но она вернулась, и пока что ему приходилось молча наблюдать за этим серьезным противником.

Муре был уже внизу, в зале Сент-Огюстен, перед главным входом:

– Да вы смеетесь надо мной! Я велел сделать бордюр из синих зонтов… разбирайте, и поживее, черт побери!

Он не желал слушать никаких возражений, и целой команде продавцов пришлось срочно все переделывать, потому что патрон заупрямился и поклялся, что скорее не пустит внутрь ни одну покупательницу, чем оставит зонтики в центре. Это убивает композицию!

Признанные специалисты по оформлению витрин Ютен, Миньо и другие явились на шум. Они закатывали глаза, притворялись, что ничего не понимают, – как представители другой школы.

И вот двери открылись, и покупательницы оказались внутри, мгновенно заполнив отделы. Остановить давку и наладить нормальное движение по тротуару удалось лишь с помощью жандармов. Муре все рассчитал очень точно: толпа мещанок и домашних хозяек в чепцах накинулась на товары по сниженным ценам, остатки и изделия с дефектами, выставленные фактически на улице. Множество рук касалось вывешенных при входе тканей – коленкора по семь су за метр и серой шерсти и хлопка по девять су. Ажиотаж вызвали ткани Орлеанской ткацкой фабрики по тридцать восемь сантимов, побуждавшие раскошелиться даже совсем небогатых покупательниц. Вокруг ящиков и корзин с уцененкой, кружевом по десять сантимов, лентами по пять су, подвязками по три, перчатками, нижними юбками, галстуками, носками, практичными хлопковыми чулками творилось нечто невообразимое: женщины отпихивали друг друга, толкались, грубили и как жадная саранча сметали все, что удавалось ухватить. Даже холодная погода никого не напугала. Продавцы не успевали обслуживать желающих. Во весь голос визжала какая-то толстуха, а двух девочек едва не затоптали.

Поток желающих попасть в «Дамское Счастье» не иссякал все утро. К часу дня выстроились очереди, перегородив улицу, как во времена революции. Госпожа де Бов и ее дочь Бланш в нерешительности застыли на противоположном тротуаре, к ним присоединились госпожа Марти с дочерью Валентиной.

– Боже, что за толпа! – воскликнула госпожа Марти. – Внутри настоящее смертоубийство… Я сюда не собиралась, поздно встала, решила прогуляться, и вот…

– А я дала мужу слово, что отправлюсь на Монмартр повидать его сестру, – откликнулась госпожа де Бов. – Но, проходя мимо, вспомнила, что давно хотела купить тесьму, так почему бы не здесь? Больше мне ничего не нужно, и я клянусь, что не расстанусь ни с одним су!

Клятвы и обещания ничего не значили: обе дамы как завороженные смотрели на центральный вход, их уже заразил настрой толпы.