– Я боюсь этого места… – прошептала госпожа де Бов. – Идем же, Бланш, иначе попадем в давку.
Ее голос дрожал – стадное чувство заглушало даже инстинкт самосохранения. Госпожа Марти тоже сдалась.
– Держись за мое платье, Валентина, – то и дело повторяла она. – Никогда еще такого не было, нас уже несет, что же будет внутри?!
Повернуть назад они уже не могли. Поток покупательниц, заполнивших вестибюль, втягивал в себя горожанок со всего Парижа, подобно могучей реке, увлекающей за собой воды всех ручьев и речек, текущих в ее долине. Посетительницы двигались очень медленно, их подпирали чужие плечи, к ним прижимались мягкие потные животы, каждый вдох и выдох являл собой тяжкий труд, но неудобства только подстегивали любопытство. В толпе смешались дамы в шелках, мещаночки, принарядившиеся в лучшие, но все равно жалкие платья, и простоволосые горожанки, воспламененные общей страстью. Несколько мужчин, невесть как затесавшихся в женское сообщество, тревожно озирались, кормилица, оказавшаяся в самой гуще, держала на вытянутых вверх руках радостно гукающего младенца. Негодовала лишь тощая женщина, зло бранившая соседку за то, что та, по ее мнению, слишком плотно к ней прижимается.
– Боюсь остаться без нижней юбки, – время от времени растерянно повторяла графиня де Бов.
Госпожа Марти, пока что не разгорячившаяся после уличной прохлады, молча привстала на цыпочки, чтобы вглядеться поверх голов в глубины «Счастья». Зрачки ее серых глаз превратились в щелочки, точь-в-точь как у кошки, прыгнувшей с яркого света в тень. Выглядела госпожа Марти хорошо отдохнувшей, взгляд был ясный и свежий.
– Ну слава богу! – произнесла она, сделав глубокий вдох, когда они наконец добрались до зала Сент-Огюстен, который, к их изумлению, оказался почти пустым. Обе дамы и их дочери ощутили сладостное блаженство, словно бы перенесясь из зимы в весну. По улицам гулял ледяной ветер, начался ливень, а в галереях «Счастья», расцвеченных легкими тканями нежных оттенков, воцарилась летняя мода.
– Смотрите, смотрите! – воскликнула госпожа де Бов, устремив взгляд на раскрытые зонты, которые яркими щитами покрывали стены, от застекленного потолка до карниза из полированного дуба. Вокруг аркад верхних этажей зонты складывались в узоры, они спадали гирляндами вдоль колонн, теснились на балюстрадах и перилах лестниц. Симметричное расположение зонтов раскрашивало стены в красный, зеленый и желтый цвета, они напоминали большие венецианские фонари, зажженные на гигантском карнавале. В углах декораторы собрали сложные созвездия из зонтов по тридцать девять су за штуку, и их нежные оттенки – бледно-голубой, кремово-белый, пудровый розовый – мерцали как ночники. С огромных японских парасолей взлетали в пурпурное небо золотистые журавли, сверкая оттенками огня.
Госпожа Марти пришла в восторг:
– Феерично! – Она тряхнула головой, избавляясь от наваждения, и произнесла уже спокойнее: – Дайте мне сориентироваться… Так, идем в галантерею… Я куплю тесьму, и мы немедленно покинем это место.
– Составлю вам компанию, – решила мадам де Бов. – Ты согласна, Бланш? Мы просто прогуляемся по магазину…
Дамы вольны были обманываться, но как только они перешагнули порог «Дамского Счастья», все было кончено. Они пошли налево и вместо переведенной на другой этаж галантереи увидели отдел рюшей и оборок, а за ним – царство украшений. В закрытых галереях было очень жарко и влажно, как в оранжерее, пахло тканями и людским потом. Они вернулись к двери, где формировался поток на выход, нескончаемое шествие женщин с детьми, над которыми плыло облако красных шаров. Муре распорядился приготовить сорок тысяч воздушных шаров и велел расставить продавцов, чтобы раздавать их. Казалось, что в огромных мыльных пузырях на невидимых веревочках отражается зонтичный пожар, освещая весь магазин.
– Волшебный мир, мы будто в сказку попали, – сказала госпожа де Бов, поняв, что они потерялись.
Их толкали и теснили входящие и выходящие, так что помощь инспектора Жува пришлась очень кстати. Этот серьезный господин был облечен властью и наделен особыми, почти полицейскими, полномочиями. Он проводил свой рабочий день в вестибюле, зорко следил за покупательницами, выискивал среди них воровок, а самое большое внимание уделял толстухам, чьи глаза горели жадным огнем вожделения.
– Дамы, желаете добраться до галантереи? – учтиво поинтересовался он. – Она вот там, по левую руку, сразу за трикотажем.
Госпожа де Бов поблагодарила Жува, и в этот момент обернувшаяся госпожа Марти поняла, что Валентины нет рядом. Она испугалась, но почти сразу заметила дочь, успевшую отойти достаточно далеко. Девушка застыла у демонстрационного столика и таращилась на женские галстуки по девятнадцать су. Муре фактически использовал зазывал, презрев чистоплюйство некоторых собратьев, считавших, что «товар должен говорить сам за себя». Специальные продавцы, нанятые из числа парижских бездельников и балагуров, сбывали таким образом уйму разнообразного барахла.