Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Госпожа Дефорж надеялась выпытать у него, как зовут девушку, снедаемая болезненным желанием взглянуть на соперницу. Бутмон сделал знак Фавье подойти и продолжил разговор, пока продавец обслуживал покупательницу – «красотку», привлекательную блондинку, о которой часто судачил персонал, не зная даже ее имени. На сей раз неизвестная была в глубоком трауре. Интересно, кого она потеряла? Мужа или отца? Уж точно не отца, вид у нее тогда был бы гораздо печальнее. Нет, она не кокотка, а траур может носить по матери. Несколько минут продавцы делились предположениями, забыв о покупателях.

– Фавье, это неприемлемо! – крикнул Ютен. – Стоит появиться этой особе, и вы теряете разум… Поторопитесь! Вы ей и даром не нужны!

– Как и она мне! – обиделся молодой человек.

Ютен пригрозил доложить в дирекцию, если приказчик не станет почтительнее с клиентками. Сам он, заняв при поддержке персонала место Робино, стал яростно-суров, почти груб. Он вел себя недопустимым образом, забыв данное коллегам обещание держаться по-товарищески, и теперь они тайно сплотились вокруг Фавье.

– Довольно возражений! – строго приказал Ютен. – Господину Бутмону нужен фуляр самых бледных расцветок.

Выкладка шелков в центре отдела освещала зал сиянием зари, радовала глаз тончайшими нюансами света: бледно-розовым, нежно-желтым, прозрачно-голубым, сиреневым. Фуляр невесомее облака, сюра[34] легче тополиного пуха, китайские атласы, гладкие, как кожа девственницы, японские эпонжи, индийские чесуча и некрашеный шелк, без счета французских шелков в полоску, цветочек, с затейливыми узорами – все эти ткани вызывали в памяти образы дам в платьях с оборками, прогуливающихся майским утром в парке под вековыми деревьями.

– Я возьму вот этот, «Людовик Четырнадцатый», с букетами роз, – решила госпожа Дефорж и сделала последнюю попытку надавить на Бутмона. – Я решила заглянуть в отдел готового платья, поинтересоваться дорожными манто… Кстати, та девушка, о которой вы мне давеча рассказали… она блондинка?

Заведующий отделом, встревоженный такой настойчивостью, ограничился улыбкой. В этот момент мимо проходила Дениза, только что сдавшая госпожу Бутарель с рук на руки Льенару, ведавшему тканями из шерсти мериноса. Эта провинциалка наведывалась в Париж дважды в год, чтобы оставить в «Дамском Счастье» все, что удалось удержать из семейного бюджета. Фавье уже взял отмеренный фуляр, но Ютен остановил его, решив загладить недавнюю резкость:

– Не беспокойтесь, мадемуазель проводит нашу уважаемую клиентку.

Растерявшаяся Дениза поспешила взять сверток и счет, стараясь не смотреть в лицо молодому человеку: он напоминал ей о совершенном грехе, заставляя чувствовать стыд, хотя она провинилась разве что в мыслях.

Госпожа Дефорж понизила голос и спросила у Бутмона:

– Он что, принял назад эту неумеху?.. Значит, она и есть героиня романа?!

– Возможно… – Он снова улыбнулся, решив ни за что не признаваться.

Госпожа Дефорж медленно поднималась по лестнице следом за Денизой, останавливаясь каждые три секунды, чтобы идущая навстречу толпа не увлекла ее за собой. «Дамское Счастье» вибрировало, железные лестницы вздрагивали в такт дыханию покупательниц, на каждой ступеньке был укреплен манекен в костюме, пальто или домашнем платье. Могло показаться, что солдаты выстроились в две шеренги, как почетный караул. Головы у манекенов отсутствовали, их заменяли маленькие деревянные ручки, похожие на рукоятки кинжалов, воткнутые в красный мольтон, «кровоточивший» на шее, как свежая рана.

Госпожа Дефорж почти добралась до второго этажа, но под грубым напором встречного движения ей пришлось на мгновение остановиться. Отделы первого этажа, где она только что побывала, остались внизу, видны были только головы, море голов, целый муравейник голов. С высоты белые ярлыки напоминали тонкие черточки, груды лент – яркие лужи, фланелевый мыс перерезал галерею узкой стенкой, ковры и узорчатые шелка притворялись церковными хоругвями на амвоне. Места схождения боковых галерей походили на перекрестки улиц, где черными точками суетились прохожие. У Анриетты устали глаза – слишком много ярких красок было вокруг, – но, даже прикрыв их, она остро ощущала жар толпы и глухой гул голосов, заполнявший огромное здание. Над полом витала мелкая пыль, пропитавшаяся запахом женщины, ее белья и тела, нижних юбок и локонов. Вездесущий пьянящий запах был ладаном этого храма, посвященного культу женского тела.

Муре с Валаньоском все еще стояли перед читальным салоном. Октав пьянел от этого аромата и все повторял и повторял:

– Они здесь у себя, некоторые приходят на целый день: едят пирожные, пишут письма… Остается только организовать для них ночлег.