Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

– Мы питаем уважение к вашей семье, сударыня, и будем рады замять это досадное происшествие, но вы должны будете оставить нам письменное признание по соответствующей форме: «Я украла кружева в „Дамском Счастье“…» Перечислите все, что взяли, распишитесь и поставьте число. Я верну расписку, как только получу от вас две тысячи франков на благотворительные цели.

Графиня резко поднялась со стула, ее лицо исказилось от ярости, и она прошипела:

– Никогда! Слышите, никогда я не подпишу подобную бумагу! Лучше смерть, чем позор!

– О, не беспокойтесь, мадам, угрозы вашей жизни нет, но комиссара полиции я вызову.

Последовала ужасная сцена, госпожа де Бов выкрикивала оскорбления в адрес Жува, ударилась в рыдания, лепетала, что только трус способен так мучить женщину. Ее красота римской богини и величественная стать испарились, в ярости графиня напоминала рыночную торговку. Откуда что взялось… Потом она попыталась умаслить инспектора, заклинала святым именем его матери, обещала, что будет валяться у него в ногах. Бурдонкль и Жув, закаленные множеством подобных сцен, хранили невозмутимость, и госпожа де Бов начала писать. Рука у нее дрожала, перо скрипело, плевалось чернилами, слова Я украла только что не прожгли тонкую бумагу. Женщина писала и повторяла сдавленным голосом:

– Вот, извольте, я уступаю грубой силе…

Бурдонкль тщательно сложил листок, положил в ящик письменного стола и запер его на замок со словами:

– Видите, сударыня, вы не одиноки… Многие дамы грозились убить себя в этом кабинете, но редко кто забирал компрометирующий документ в обмен на деньги… Решайте сами, как поступить, что дороже – спокойствие или две тысячи франков.

Госпожа де Бов застегнула платье на все пуговицы и спросила привычно-высокомерным тоном:

– Я свободна?

Бурдонкль уже отвлекся на другое дело: он решил уволить Делоша, как только изучил доклад Жува. Инспектор считал, что этот продавец глуп, покупательницы его не уважают и то и дело обворовывают. Госпожа де Бов переспросила, мужчины кивнули, и она одарила их убийственным взглядом, с трудом удерживаясь от брани.

– Ничтожества! – выкрикнула она и вышла, хлопнув дверью.

Бланш так и стояла рядом с кабинетом, сходя с ума от неизвестности и воображая развязку – суд и тюремный срок. Из оцепенения ее вывел Валаньоск. Она была замужем всего месяц и все еще изумлялась, когда он обращался к ней на «ты».

– Где твоя мать?.. Вы разминулись?.. Отвечай же, почему ты молчишь?

Бланш не шло на ум ни одно пусть и лживое, но благопристойное объяснение, и она прошептала в совершеннейшем отчаянии:

– Мама… Мама… Она украла…

То есть как – украла?! До Валаньоска наконец дошел смысл сказанного, его перепугало лицо жены, превратившееся в маску ужаса.

– Она спрятала кружево в рукав… – пролепетала Бланш.

– Значит, ты все видела? – почти беззвучно произнес он, почувствовав себя соучастником преступления.

На них оборачивались, поэтому объяснения пришлось прервать. Душа Валаньоска затосковала от страха, он не понимал, как поступить, решил зайти к Бурдонклю и вдруг заметил на галерее Муре. Приказав жене ждать, он схватил старого товарища за руку и, путаясь в словах, все объяснил. Тот немедленно увел его в свой кабинет, где успокоил насчет возможных последствий. «Беспокоиться не стоит, вот как все будет…» Сам Муре нисколько не взволновался, словно давно предвидел такой исход. Валаньоск же, поняв, что теще не грозит немедленное задержание, не захотел отнестись к происшествию так же спокойно. Он без сил упал в кресло и, вновь обретя способность рассуждать здраво, начал жаловаться. Почему судьба так жестока к нему? Он породнился с воровками, заключил идиотский союз, чтобы угодить отцу! Валаньоск только что не плакал, так ему было жаль себя, а Муре вспоминал прежние доморощенные рассуждения этого пессимиста. Разве не он раз двадцать заявлял, что жизнь – ничто, а отвлекает от серых будней только зло? Октав решил развеселить приятеля и присоветовал ему «вернуться на позиции равнодушия», а тот вдруг встал в позу «истинного буржуа» и возмутился поведением тещи. Любое испытание, даже обычная неприятность ранили раскаявшегося хвастливого скептика, который когда-то холодно высмеивал «юдоль земную». Произошла катастрофа, мужская честь втоптана в грязь, устои мира рушатся!

Муре стало жаль приятеля.

– Успокойся, мой милый! Не стану повторять, что бывает все. Даже то, что кажется невероятным, поскольку сейчас это вряд ли тебя утешит. Думаю, скандал – не самый правильный выход, лучше поддержи госпожу де Бов… Встряхнись! Ты сам говорил, что всеобщая подлость заслуживает разве что спокойного презрения!

– Так и есть, когда это касается других! – возразил Валаньоск с наивной убежденностью ребенка.

Тем не менее он все-таки последовал совету друга, и они вдвоем вернулись в галерею, где увидели госпожу де Бов, выходившую из кабинета Бурдонкля. Она милостиво приняла руку зятя и сказала Муре в ответ на его почтительный поклон:

– Они принесли извинения. Подобные недоразумения чудовищны!

Бланш присоединилась к матери и мужу и последовала за ними через толпу.