Пендервики весной

Это было не то чтобы пение, скорее тихое счастливое подвывание, но Герцогиня явно гордилась пробой голоса. Её карие глаза сияли, а хвост крутился как сумасшедший. Это что-то новое, подумала Бетти. Пёс тоже радовался, когда она пела, или говорила, или свистела, – да любым её звукам он радовался, но уж точно никогда не подпевал.

Бетти наклонилась чуть вперёд – теперь они с Герцогиней сидели на одном уровне, лицом к морде.

– Попробуем в до мажоре.

Герцогиня ответила ей бурным собачьим поцелуем, но Бетти увернулась – нет уж, она не поддастся так легко Герцогининым чарам – и приступила к погрузке таксы на тележку. По сравнению с прогулочной коляской всё оказалось гораздо проще. Надо было только наклонить тележку под правильным углом, и потом, когда Герцогиня перевалилась через её край, хорошенько налечь на ручку – и всё, тележка выправилась, такса внутри. Для девочки и собаки это была маленькая победа, в её честь они исполнили несколько тактов из «Мы правим миром (Девочки)»[42].

Когда они доехали таким образом до конца улицы, а потом обратно, до дома на углу, перед крыльцом их дожидался мистер Айвазян.

– Сегодня у неё получилось пройти дальше, чем вчера, – похвасталась Бетти, сгружая Герцогиню на дорожку. – И она ещё живая.

– Ясное дело, живая, а какая же? – Мистер Айвазян вручил Бетти двадцатидолларовую купюру. – Ну, ждём тебя завтра – да, Герцогиня?

Герцогиня бодро тявкнула, и Бетти отправилась домой с честным заработком в кармане – это был её первый шаг к желанным урокам вокала.

Она шла в свою комнату, чтобы положить деньги в заранее подготовленный конверт с надписью большими красными буквами «ПИР», – когда без предупреждения, будто из ниоткуда, вырвалась песня. Опять фея, да что же за хулиганка, на этот раз – хоп, и «С девяти до пяти»[43] Долли Партон, сразу во весь голос! Бетти влетела в ближайшую дверь, которая оказалась дверью Розалиндиной комнаты, бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку.

Бетти уже немного свыклась со своей феей и даже почти представляла, как она выглядит: маленькая, похожая на Динь-Динь[44], вся сверкающая и самовлюблённая. Но только это никак не помогало Бетти с ней справляться. Вот хоть тогда, на перемене, во время игры в вышибалы, когда Бетти попала в Генри мячом и еле сдержалась, чтобы не запеть. Да, конечно, это был первый в её жизни такой удачный бросок – и что, надо теперь петь «Мы – чемпионы»[45] перед всем классом?

– Ну всё, всё, всё! – умоляла она фею, которая желала непременно допеть «С девяти до пяти» до последнего куплета. – Напевай, пожалуйста, если никак иначе не можешь, но только напевай! И лучше что-нибудь поспокойнее.

Когда спустя несколько песен фея наконец добралась до сонаты Моцарта, более или менее спокойной, Бетти оторвала лицо от подушки, встала и начала кружить по Розалиндиной комнате, напевая. И немножко пританцовывая – будто она вдруг разучилась ходить нормально.

Уезжая в университет, Розалинда храбро объявила, что готова отдать свою комнату любому, кому она нужна, – но все Пендервики проголосовали за то, чтобы комната оставалась за Розалиндой, по крайней мере до конца первого курса. Бетти была рада, что все так решили: зато теперь она может приходить сюда в гости. Полосатое покрывало, занавески в тон на окнах, стол, на котором всегда порядок, книжные полки, настенные доски для фотографий, и во всём этом – Розалинда: кажется, будто она может войти в любой момент. (И до этого момента осталось всего девятнадцать дней!)

Одна из досок не висит, а стоит в углу, лицом к стене. Всё ещё напевая, Бетти повернула доску к себе. Хотя она и так знала, что там: фотографии Томми за все годы, начиная от самых-самых давних, когда он ещё был маленький смешной карапуз. Вот он вместе со Скай прыгает в надувной бассейн, а вот он же стоит с яйцевидным футбольным мячом – ему пока ещё нужны обе руки, чтобы этот мяч обхватить. А вот он катится с горки. А это перед спектаклем в шестом классе – Томми перед выходом на сцену, уже в костюме. По фотографиям видно, как у них с Розалиндой постепенно развиваются отношения. Тут вот Томми её толкает, потом держит за руку, потом обнимает за плечо, а это они уже стоят рядом, разодетые, перед выпускным вечером.

Бетти опять прислонила доску лицом к стене. Хорошо, что эти снимки есть и Розалинда их не порвала – есть надежда, что когда-нибудь они с Томми опять будут вместе.

Перескочив без паузы с Моцарта на «Туманный день»[46], Бетти направилась к тумбочке – посмотреть поближе на фото в рамке, стоявшее на этом почётном месте всегда, сколько Бетти себя помнила. Розалинда увезла бы это фото с собой в университет, но не хотела подвергать его превратностям общежитской жизни, поэтому перед отъездом заказала себе копию поменьше. На фото Розалинда, совсем ещё малышка, сидит на ручках у своей мамы – то есть у их общей мамы, это же и Беттина мама тоже. Розалинда – младенец как младенец: щёки толстенные, волос нет, – но мама! Какая же она тут красавица, и какая молодая, и счастливая.