Залаяла собака. Это было не тявканье, а низкий рык, словно исходивший из груди объемом с бочку. К нему присоединился более резкий лай, и еще один. Взмахнув крыльями, стервятник тяжело взлетел, отступая, – но лишь на соседнее голое дерево. Подбежали собаки. Разумеется, у него галлюцинации –
Голоса.
– Что это?
– Похоже, что-то мертвое. Эрроу, глупое животное! Не
– О. Это человек.
– Мы его знаем?
Неясные силуэты двигались рядом с ним. Кто-то оттащил пса, но тот с грозным рычанием вырвался и вновь принялся тыкать в Инглиса носом.
– …Нет. Путник.
– Что он делает так далеко от перевала?
– Пытается расстаться с жизнью, судя по всему.
– Он прошел по этой тропе один, в темноте, в такую погоду? Я бы назвал это самоубийством. Уж точно нажива для Бастарда.
– Спустим его труп в Уиппурвил? Может, будет какая-то награда.
Задумчивая пауза.
– Может, будет, а может, и нет, и какой в этом смысл? Заберем награду сейчас, сбережем силы. Разденем его, и пусть стервятники устроят небесные похороны.
– Богам давно пора послать нам дар.
Руки принялись ощупывать его одежду.
– Хорошая ткань. И хорошие сапоги. Помоги мне сдвинуть эти камни, и, бьюсь об заклад, нам достанутся оба.
– Может, придется отрезать.
Ногу или сапог? Нет, им нужен сапог. А нога…
– Сапоги для верховой езды. Тогда где его лошадь? Может, она его сбросила?
– Думаешь, стоит ее поискать? На ней может быть сумка, а в сумке – еще больше добра.
– Ему бы пришлось ее вести, на таком-то склоне. Может, она поскользнулась… глупо карабкаться в таких сапогах. – Пауза. – Внизу я ее не вижу.
– Если бы увидел, то только тушу…
Руки ощупали пояс.
– Тут кошелек!.. Проклятье, почти пустой.
– Нож с красивой рукоятью. Как думаешь, это настоящие камни?
Фырканье.
– Скорее стекляшки из Мартенсбриджа.
Они принялись тянуть за ножны, пытаясь их вытащить. Инглис разлепил глаза. Нашел в себе последние силы и метнул свой голос, будто копье:
– Не трогайте мой нож.
Суматошное отступление.
– Бастардовы зубы, он еще жив!
Мелкие собаки обезумели, заливаясь лаем, и их пришлось стаскивать с Инглиса. Крупный пес прижался к земле, опустив уши и хвост, скуля, раболепно вылизывая лицо и шею Инглиса. Но руки, дергавшие за нож, оставили попытки мародерства.
– Отец и Мать. И что нам делать
Этот вопрос мучал Инглиса на протяжении пяти сотен миль. Ухватившись за последнюю крупицу истины, остававшуюся внутри, он произнес:
– Отнесите меня домой.
Кажется, он плакал, но ему было все равно, кто это увидит. Возможно, серый рассвет оказался ненастоящим, потому что мир вновь потемнел.
–Мне
Как только к Пенрику вернулся контроль над его губами, он улыбнулся странице, на которой его перо тщательно выводило буквы, и ответил:
– Убей блоху.
– Мы прикончили всех блох во дворце
– Не сомневаюсь, что все были бы тебе за это благодарны, если бы знали, – пробормотал Пен.
В самом начале своих отношений с демоном, который одарил его могуществом, но не знаниями храмового чародея, Пен понял, как важно соблюдать осторожность при использовании магии. Он сосредоточился на том, чтобы перо написало еще три слова на дартакийском, заглянул в книгу на вельдском, которую переписывал, и мысленно перевел следующую строку, предварительно убедившись, что она
Он крепко стиснул губы, чтобы его не отвлекали во время написания сложного медицинского предложения, потом расправил плечи и потянулся.
– Скоро придет твоя очередь, – тихо сказал он. – Еще три строки – и эта страница кончится. Тебе понравится.
– Это было весело только первую сотню раз. А потом стало ничуть не лучше глистов.
В прошлом Дездемона принадлежала храмовой чародейке-целительнице из Ордена Матери, члены которого посвящали себя медицине и целительству. На самом деле среди долгой череды седоков Дездемоны было две целительницы. Благодаря этому она овладела дартакийским языком, который передала Пену, а также медициной и связанным с ней чародейством, которые Пенрику давались… хуже.
– Я не заставлю тебя лечить людей от глистов.
– Ты заставил нас лечить