– Нам нужно поговорить, – прошептал Освил Пенрику, который улегся в темноте прямо рядом с его кроватью.
– Да, но не сейчас. Завтра утром. Мне нужно подумать. – Пенрик натянул на себя одеяла. – И, да поможет мне белый бог, заняться сочинительством. Только Мира из Адрии была поэтессой, и она не владела вельдским, если не считать нескольких грубых выражений, которым ее научили клиенты. Я говорил, что она была знаменитой куртизанкой? Вот вам и сказки на ночь. Хотя не детские. Что ж, придется изловчиться.
Он повернулся на бок. Освил не мог сказать, закрыл чародей глаза или нет.
Ловец решил, что Инглису не выбраться из комнаты, не споткнувшись о собаку. Темнота навалилась на него, как одеяло, и он тоже уснул.
В серых рассветных сумерках сонный Инглис сел и попросил Пенрика:
– Позволь мне омочить кровью нож.
Пен с сомнением оглядел его.
– Ты делал это каждый день? Во время своего бегства?
– Да.
Была ли в этом необходимость? Без сомнения, призрак Толлина по-прежнему пребывал здесь, пусть и в странной форме, намотанный на нож, словно тонкая шерсть на ручную прялку. Потускневший не больше, чем дух Скуоллы, печально сидящий на своем камне.
Пен прервал монолог, обещавший перетечь в долгие, пусть и скабрезные воспоминания. Похоже, решать придется в одиночку.
– Что ж, хорошо.
Брившийся перед умывальником Освил обернулся, сложил бритву и сунул в карман штанов, взял стоявший у изголовья кровати короткий меч, схватил Пена за руку, обогнул собаку и выволок чародея в узкий коридор, плотно закрыв за собой дверь. Он затащил Пена к лестнице и яростно прошептал:
– Вы спятили? Хотите вернуть ему оружие?
– Оно жизненно важно не только в этом смысле. Он не лжет насчет ножа. К нему действительно привязан дух Толлина. – Это напоминало неприятный зуд на грани восприятия, не совсем отлученная душа Толлина так близко к сердцу Пена. – Посмотрев, как он это делает, я смогу понять намного больше.
Глаза Освила вспыхнули.
–
На лице Пена мелькнула ухмылка.
–
– Бритву я ему тоже не дам.
Пен стал серьезным.
– Тут я с вами соглашусь. И все же попрошу вас быть наготове на случай внезапных поступков.
– Само собой. Как я понимаю, сталью можно убить и чародея.
– Вообще-то у Дез есть хитрый трюк на такой случай, хотя я по-прежнему не понимаю, как ей удается приравнять сталь к дереву. – И он определенно не позволит ей в мгновение ока превратить этот конкретный нож в облачко ржавчины. – Но, я думаю, Инглис скорее использует его против себя. – Хмурая мина на лице Освила не дрогнула, и Пенрик добавил: – Вряд ли объяснять самоубийство вашего пленника будет приятнее, чем объяснять его побег.
– Намного неприятнее, – выплюнул Освил.
– Есть еще кое-что. Если мы его потеряем – по причине бегства или смерти, – полагаю, Толлина больше ничто не будет подпитывать, и Скуолла также лишится всякой надежды. А душа Инглиса связана с их душами. Они как три соединенных веревкой человека на леднике. Если последний не удержит двух других, все трое сгинут в трещине.
Освил, на лице которого подсыхала пена, обдумал эти слова.
– Не понимаю, каким образом Инглис может кого-то спасти, если он лишился своей силы.
– И он тоже не понимает, но у меня есть пара идей.
– Боги, вы же не собираетесь ее вернуть? – сердито спросил Освил. – Это намного хуже, чем вручить ему нож, бритву и собак в придачу. Почему бы тогда заодно не выдать оседланную лошадь и кошелек с золотом?
– У меня нет кошелька с золотом, – чопорно ответил Пен – и был вознагражден оскалом на полувыбритом лице ронжи. – А кроме того, в краю, где так много обрывов, человеку не нужны особые инструменты, чтобы покончить с печалями. – Судя по выражению Освила, без этой картины он бы тоже предпочел обойтись. – Что до собак… я все еще размышляю насчет них.
Освил неохотно последовал за Пеном обратно в спальню.