– Хорошо, – сказал Пен и уселся, скрестив ноги, на одеяло перед Инглисом. Протянул руки за спину и развязал шнурки, которые во сне перепутались с его косичкой. Выдернув несколько тонких волосков, чародей извлек ножны из-под рубашки, положил на колени и достал нож. Это было прекрасное произведение оружейного искусства, смертоносные изгибы в обрамлении старого золота и кроваво-красных драгоценных камней. Пенрик протянул его Инглису рукоятью вперед. – Делай, что должен.
Инглис опасливо взял нож, словно боялся, что Пен отдернет руку, как в жестокой детской игре. Собаки подползли к нему на животах, подобно мохнатым опорам. Рука Инглиса дернулась, сжавшись на рукояти из моржового бивня, и стоявший над ними с обнаженным мечом Освил тоже дернулся. Но Инглис только закатал рукава и оглядел руки.
Пен тоже смотрел во все глаза. На руках почти не осталось места, не изуродованного красными шрамами, бурыми струпьями и липкими алыми линиями, между которыми выпирали воспаленные розовые рубцы. К концу обратного пути в Истхоум шаман просто лишится кожи. Инглис отыскал чистое место, приставил к нему кромку ножа, и Пенрик подумал:
Дрожащее лезвие рассекло кожу, та разошлась красной полосой, и зубы Пена сочувственно сжались. То, что он видел, не слишком отличалось от его обычного зрения, вот только набухавшие капли крови Инглиса отливали странным серебром, словно лунный свет на волчьей шкуре. Шаман провел ножом вверх и вниз, целиком покрывая лезвие кровью. Душа-шерсть двигалась вместе с ним, струйка дыма, которая совершила круг и опустилась на кровь. Пен постарался отогнать мысль о мухах, садящихся на падаль. Но, похоже, дух действительно получал подкрепление от этой странной трапезы, он становился плотнее по мере того, как кровь засыхала, а серебристый блеск угасал.
Пальцы Инглиса снова начали сжиматься, и Пен, наклонившись вперед, обхватил ладонью руку шамана.
– Сейчас я его заберу. На всякий случай.
На мгновение напрягшись, Инглис позволил пальцам разжаться, и Пен извлек рукоять ножа из хватки шамана. Освил по-прежнему стоял с мечом в руке.
– Не убирай его, пока кровь полностью не засохнет, – выдохнул Инглис. – На это не потребуется много времени. Коричневые хлопья можно стереть тряпкой.
– Хорошо, – ответил Пен и начал ждать.
Струйка дыма, казалось, скрылась в основной массе связанного духа. Липкие разводы начали крошиться. Несколько раз проведя ножом по штанинам своих брюк, Пенрик очистил и снова спрятал сверкающее лезвие. Дез позволила видению призрака Толлина исчезнуть, что принесло сомнительное облегчение.
Завтрак прошел тише, чем ужин, поскольку дети еще не вернулись, за исключением девочки-служанки. Шестерых гостей – или пятерых гостей и одного заключенного – накормили овсяной кашей со сливочным маслом, сыром, ячменным хлебом и осенними яблоками. Собаки лениво слонялись у дверей, не впечатленные трапезой без мяса. Разговор был отрывочным и сугубо по делу. Однако Галлин и Госса явно
Пенрик был вынужден признать, что преступник из Инглиса вышел ужасный. У него явно не было к этому склонности. В сравнении с видениями героической поимки негодяя, которыми Пенрик развлекался по пути сюда, реальность оказалась печальным разочарованием.
Сержант спросил Освила:
– Нам готовиться к отъезду, сэр? Нужно достать еще одну лошадь.
Освил положил ложку и выпрямился.
– Если здесь мы больше ничего не можем сделать, то да, нужно ехать.
– Мы будем очень рады, если вы задержитесь, – с отработанным выражением вставил служитель Галлин. – День-другой ничего не изменит.
– Благодарю, служитель, но вынужден с вами не согласиться. Каждый день задержки грозит тем, что следующий снегопад поймает нас в ловушку.
Пен был не согласен с обоими. Быть может, для кого-то еще один день или два окажутся решающими.
Галлин прикусил губу:
– Просвещенный Пенрик, я бы хотел побеседовать с вами наедине. О храмовых делах, которые меня тревожат.