Penthouse

Бизнесмен средних лет, среднего роста, средней руки. С пузом для солидности и в строго прямоугольных очках от близорукости. Одет он был в больничное, но не расставался с борсеткой. Раньше, до того, как Артурчик попал в 15-ое отделение, в борсетке он носил много важных и полезных вещей. Теперь же в ней находились картонные упаковки из-под таблеток, сложенные вчетверо газеты и мыльница. Время от времени Артурчик запирался в туалете, садился на унитаз, клал одну ногу на колено другой и, приложив к уху мыльницу и нервно дергая ступней, «решал вопросы и актуальные маркетинговые задачи», как раньше он это делал с помощью мобильного телефона.

Леонид Яковлевич знал о нездоровом увлечении Артурчика мыльницей (благо, везде видеокамеры), но относился к этому лояльно. Никаких мер для борьбы с этим расстройством он пока не принимал, поскольку Артурчик поступил совсем недавно, без году неделя, и на переходном этапе такие заместительные реакции считались даже полезными.

Артурчик обратился к Леониду Яковлевичу с жалобами на навязчивую идею, суть которой состояла в том, что все его постоянно пытаются обмануть; что ему специально, со злым умыслом, подсовывают прайсы с безбожными ценами; другие же там, где он переплачивает, получают громадные скидки. Эта идея преследовала его и в молодости, когда он с дипломом журналиста пошел работать менеджером в рекламное агентство. Но тогда она его мало беспокоила, и Артурчик мог легко скрывать свое негодование, раздражение и убеждать себя, что он платит правильную цену.

В настоящее время, когда Артурчик, пыхтя и неимоверно напрягаясь, добрался до середины карьерной лестницы и стал директором, но далеко не владельцем рекламного агентства, в котором начинал, ему стало невмоготу с этой его навязчивой идеей. То ли годы не те, то ли работать стало сложнее. Плюс к этому, идея отягощалась мыслью, что зарплаты он выдает зря, так как в агентстве работают одни бездельники и прощелыги. В общем, сдерживаться Артурчику становилось все сложнее. К тому же все чаще стал замечать, что клиенты удивляются, а подчиненные ропщут. И это вызвало у него дополнительное сильнейшее беспокойство.

Леонид Яковлевич предложил короткий курс стационарного лечения. В первые же дни выяснилось, что Артурчик еще и вполне сформированный хронический трудоголик: не умеет ни работать, ни отдыхать. Так что, судя по всему, его пребывание в 15-ом отделении будет более длительным, нежели предполагалось вначале…

…Графиня Кэтрин Демидова с племянницей Галлиной.

Кэтрин Демидова здесь проездом. Эта высокая и чопорная; прямая, как стрела; сжатая, как пружина; натянутая, как струна, женщина с седой прической очень напоминала макет средневекового замка. Да и одета она была соответствующе – в черное строгое платье, украшенное алмазной брошью на стоячем воротничке.

Кэтрин Демидова – англичанка. Ее родители вынужденно эмигрировали на туманный Альбион в начале двадцатого века, оставив на растерзание и поругание пролетариату и крестьянам несколько своих дворянских гнезд – крупных имений, дома в которых смело можно причислять к шедеврам русского зодчества и памятникам архитектуры.

И вот, чуть ли не через сто лет после бегства родителей из страны, престарелая, но довольно активная Кэтрин, которая ни разу еще не была на исторической Родине, решила восстановить справедливость – собрать воедино наследие Демидовых и вернуть родовое имущество в лоно любящей семьи.

Вместе с ней осуществлять этот благородный, но очень тяжелый замысел отправилась племянница Галлина – добрая, скромная, образованная, воспитанная девушка. Она искренне помогала тетушке во всех ее делах.

И дела, надо сказать, шли хорошо, местами даже отлично. Рекомендательные письма, связи, репутация, близкие и дальние родственники – все эти факторы играли положительную роль и графиня Демидова, где частью, а где и целиком, возвращала поместья или получала солидную компенсацию.

Дела шли неплохо, но, как по ходу оказалось, только на территории европейских стран, присоединенных к соцлагерю по окончании второй мировой войны.

Как только Кэтрин Демидова пересекла границу и, вкусив дым Отечества, попала на Родину, ее годами выдержанный, выпестованный лучшими педагогами, гувернерами и учителями английский консерватизм дал течь. Если описывать случившееся на русском, то «и на старуху нашлась проруха».

Достигнуть чего-либо не представлялось возможным. Чиновники подолгу рассматривали ее заявления и требования, неоднократно приглашали на встречи, намекали на вознаграждения и просили на благотворительность. Она то и дело оказывалась в длиннющих очередях, в которых никто не обращал на ее аристократическое происхождение ну совершенно никакого внимания. Ее чопорность и выдержка, попадая в бюрократическую машину, стали рассыпаться в пыль и развеиваться по ветру.

У графини начались жуткие мигрени.

Последней каплей, которая переполнила чашу, стал осмотр дома в одном из бывших поместий.