Penthouse

Вдруг появилась Оля и освободила их от компании назойливого Артурчика:

– Артурчик, мм-м, – сообщила она, – тебе, кажется, звонили, ага, по каким-то делам. Да. Пойди, уточни на третьем посту. Мм-м. Я не совсем уверена, что это правда.

Последнее предложение Оли соответствовало истине, а первые два она придумала, чтобы быстрее избавиться от нежелательного собеседника.

Блажен, кто верует. Артурчик радостно оживился и, труся своим пузом, помчался узнавать, кому это он так срочно понадобился.

– А мы к вам в гости собрались, ага. – Оля сияла от радости. – Вы рады?

Она взглянула на него, потом на Кондратия, давая понять, что ожидает лишь положительного ответа.

Впрочем, делать и так было нечего. Они согласились.

Время «до ужина» было посвящено карточному турниру имени Клары Цеткин «палата № 6 VS палата № 2».

Играли в дурака, разбившись на пары. Оказалось, что он хорошо помнит правила этой игры, имеет даже определенные навыки. Очевидно, умение играть в карты относится к разряду социально детерминированных универсальных знаний, поэтому и сохранилось в памяти вместе с литературными познаниями и прочей, пока не известно какой еще, информацией.

Играли на щелбаны. Турнир проходил азартно и с переменным успехом. От этого все четверо приступили к ужину с красными лбами и незначительными болевыми ощущениями в пальцах. Однако этот малозначительный факт не помешал им уверенно держать в руках столовые приборы.

Колики решили прием вечерней пищи провести в этой же достойной компании, и Оля попросила Колю: «Скажи, пусть нашу пайку принесут сюда». Коля, в свою очередь, попросил персонал: «Будьте добры, принесите наш ужин в палату № 6. Спасибо».

Ужин прошел в теплой и дружественной обстановке. Оля продемонстрировала неимоверное умение – есть и разговаривать одновременно. Видимо, сказывался многолетний опыт. Коля же, наоборот – не вымолвил ни слова. В то время как Кондратий и он хоть как-то принимали участие в монологе Оли: первый, добавляя уточняющие детали; второй – задавая дополнительные вопросы, то Коля ел ужин, медленно тщательно пережевывая пищу, и непонятно было, слушает ли он, о чем говорят рядом, да и слышит ли что-либо вообще. Коля, казалось, олицетворял своим живым примером народную пословицу, часто цитируемую родителями: «Когда я ем, я глух и нем». А его сестра, словно в пику, не брату лично, а именно этой вышеупомянутой фразе, ярко представляла совершенно противоположный принцип: «Когда я кушаю, то говорю и слушаю». Оля все время без умолку о чем-то болтала. И было непостижимо, когда же она успевала съесть то, что лежало в ее тарелке.

Из этой болтовни он узнал много интересного. В первую очередь, о коротком, но очень насыщенном участке жизненного пути Коли и Оли. Потом о причинах, приведших их в это лечебное учреждение. Затем о том, что с Кондратием Колики знакомы с детства, хотя тот и старше их лет на пять-шесть, а может и на целых семь. Оля затруднялась точно подсчитать, так как не помнила ни своего возраста, ни возраста Кондратия.

После ужина, к большой радости его и Кондратия, Колики все же удалились по собственной инициативе, и им не пришлось объяснять Оле, что уже немного подустали от ее нескончаемых рассказов. У Коликов была очень уважительная причина покинуть хлебосольную и гостеприимную палату № 6. У них, как пояснила Оля, дел невпроворот – нужно сделать «домашнее задание». Что именно, она не помнит, однако все записано у нее в тетрадке. Короче, психотерапевт загрузил их самостоятельной работой интеллектуального характера над ошибками вчерашнего дня.

– И представляешь, ИВАН, мм-м, к завтрашнему дню, кровь из носу, это нужно сделать, – пожаловалась ему Оля. И он вспомнил ее платье после неудачного чихания, а потом подумал, что выражение «кровь из носу» в Олином случае выглядит более чем убедительно.

Позже принесли Баха.

Они лежали и молча слушали музыку, отдыхая от интенсивного голоса Оли.

Через некоторое время у него в голове всплыл образ графини. Он подтолкнул его к расспросам об этой женщине.

Кондратий знал много и начал делиться с ним имеющейся информацией. Он рассказывал медленно, как бы нехотя.

Поведав о графине, Кондратий перешел к другим участникам группы. Затем порассказал об Антоне Карловиче, Леониде Яковлевиче и об отделении в целом. И в самом конце, уже где-то под вечер, когда за окном сумерки сгустились в сероватую массу, заговорил и о себе. Рассказал, словно сказку на ночь…

Вторая, если не считать случая в школе, попытка Кондратия покинуть юдоль пороков и несчастий была эффектно обставлена, а к тому же имела авторитетное идеологическое обоснование.

Когда Кондратий учился в университете, он увлекся буддизмом. В частности, ему импонировал постулат, что жизнь, тире, страдание, а душа человека вечна, и удел ее состоит в прохождении неисчислимых циклов, дабы достигнуть конечной цели – Нирваны⁷. Кондратию не терпелось как можно быстрее остановить свое колесо Сансары и угаснуть навсегда.