Penthouse

А где-то глубоко-глубоко, хотя, быть может, совсем наоборот, высоко-высоко, летало ощущение удовлетворения: «День удался!».

17-ое июня, вторник

Когда он проснулся, то так же, как и вчера, увидел перед собой картину, висящую на стене. Но, в отличии от дня вчерашнего, он понимал, где находится и почему, а также отчетливо помнил события последних 24-х часов своей жизни.

Чтобы окончательно убедиться в том, что вчерашнее легко воспроизводится в памяти, он как бы оглянулся внутренним взором назад и увидел все происходившее в обратном порядке и в ускоренном темпе, что, впрочем, не мешало понимать суть всех событий. И чем ближе он продвигался к вчерашнему утру, тем тяжелее ему это давалось. Сначала появилось какое-то раздражение, поводов для которого он не находил. Затем пришла некая настороженность, готовая перейти в тревогу, а потом и в страх, готовый взорваться паникой. В конце концов он наткнулся на препятствие – своеобразный непроницаемый барьер. В своем восприятии он почувствовал его как нечто черное, твердое, жесткое, но в то же время бархатистое на ощупь, словно мягкой тканью оббили дерево или железо.

На этом его воспоминания исчерпали себя. Однако знания, полученные до появления амнезии, остались с ним и напоминали о себе, откликаясь ассоциациями на знакомые внешние раздражители: людскую речь, картины, музыку, события и прочее. Он удовлетворенно констатировал этот факт и оставил попытки вспомнить хоть что-то из событий до момента своего появления в 15-ом отделении.

– А может действительно начать новую жизнь? – спросил он себя, и далее его мысли потекли в таком вот направлении. – Имя уже есть. Осталось выбрать себе какое-то занятие, влиться в массы, в общество и… – дальше откуда-то появилась странная формулировка, очень его удивившая, – …строить мир во всем мире…

Но в данный момент ему ничего не хотелось строить, даже примитивный карточный домик – не то что принимать участие в возведении каких-либо глобально-монументальных сооружений, к числу которых смело можно было отнести строительство мира во всем мире.

Его размышления были прерваны вдруг появившейся настоятельной потребностью посетить туалет. Он резко поднялся с кровати, заглянул в свою тумбочку и обнаружил в ней полотенце, зубную щетку и пасту. Прихватив с собой эти неотъемлемые утренние аксессуары цивилизованной части человечества, он направился к двери, чтобы вызвать медсестру.

В душевой фраза «строить мир во всем мире» еще несколько раз возвращалась в его сознание, и чтобы окончательно отогнать это навязчивое сочетание слов за пределы зоны досягаемости, пришлось подыскать ему альтернативу.

Он начал насвистывать первую же вспомнившуюся мелодию. В мгновенье ока к его насвистыванию откуда-то издалека присоединились звуки губной гармошки, лязга танковых гусениц и беззаботного хора мужских голосов:

O, du lieber Augustin,

Augustin, Augustin

O, du lieber Augustin,

Alles ist hin!

Geld ist hin, Maedl ist hin,

Rock ist hin, Stock ist hin

O, du lieber Augustin,

Alles ist hin!

Старинная песенка на немецком языке воспринималась естественно и сопровождалась подстрочным переводом женским голосом, сухим и без эмоций. Причем голоса как такового слышно не было, но он знал, что голос есть, ведь понимание слов откуда-то пришло:

О, дорогой Августин,

Августин, Августин!

О, дорогой Августин,

Все пропало!

Деньги пропали, девушка пропала,

Пиджак пропал, ценности пропали!

О, дорогой Августин,

Все пропало!

И ему стало весело и радостно, а главное, легко. Может быть оттого, что у него, так же, как и у «Lieber Augustin», уже не было ничего: ни девушки, ни пиджака, ни каких-либо ценностей. Хотя, пожалуй, пиджак обещали вернуть вместе со штанами.

С таким настроением он вернулся в палату. Кондратий к этому времени окончательно проснулся и сосредоточенно наводил порядок в своей тумбочке – вынимал оттуда разные вещи, сортировал их, клал обратно, некоторые выбрасывал.

Он прилег на кровать. Песенка об Августине, в который раз прозвучавшая в его голове, уже начала надоедать, что, в свою очередь, подтолкнуло его к поискам нового объекта, способного дать пищу для размышлений.

Неожиданно этим объектом стала Оленька. Она вошла в палату и с нескрываемым интересом исследователя обратилась к нему:

– Доброе утро. Как вы себя чувствуете?

Он улыбнулся в ответ:

– Хорошо.

– Вы помните свой вчерашний день? – продолжила опрос врач.

Он довольно кивнул головой.

– А позавчерашний? – хитро прищурила глаза Оленька.

Он изобразил кислую недовольную мину, отрицательно повертел головой, а на словах добавил:

– Честно говоря, доктор, именно сейчас и вспоминать-то не хочется.

– И правильно, – подхватил Кондратий. – Позавчерашним борщом сыт не будешь. К чему жить одними воспоминаниями? Ведь впереди видны большие перспективы.

Кондратий слукавил. Он не видел в своей жизни не то что перспектив, больших или малых, а даже понятия не имел, где это «впереди». Доктор не обратила внимания на реплику Кондратия и продолжила разговор с ним.