Пепел бессмертника

Первой Лизы хватились ее подружки. А следом стало понятно, что и зануда Польская тоже пропала. Глеб умолчал о размолвке, сделал вид, что встревожен. Но когда кто-то из одноклассников отыскал обеих девушек, не на шутку перепугался. Катя Польская, вся в крови, лежала на земле без сознания, а над ней рыдала Лиза. Перепуганная учительница вызвала «скорую». Польскую увезли в больницу, а Тарасову осмотрели на месте и никаких физических повреждений не обнаружили. Тогда, в тот момент, Глеб и понял, насколько любит Лизу. Потому что если бы с нею что случилось, он бы этого себе не простил. Да и вообще жизнь без нее потеряла бы краски.

Когда они вернулись домой, он отправился не к себе, а к Лизе. Держа ее за холодные руки, он просил прощения, клялся в том, что никогда не оставит, вслух мечтал о том, каким будет их ребенок. Но Лиза все это время смотрела на него стеклянным взглядом, а потом внезапно сказала: «Мы теперь не будем прежними». Глеб в первый момент подумал, что она имеет в виду их отношения. Но Лиза следом добавила: «Польская и я. Это было… страшно». Больше она ничего не рассказала, заявила, что очень устала, и попросила Глеба уйти. Он ушел, но по дороге сбросил сообщение, что очень ее любит, будет у них и свадьба, и ребенок. То сообщение так и осталось без ответа. А когда их переписка возобновилась, Лиза завела разговор о чем-то другом.

Беременность протекала тяжело. Однажды Лиза сорвалась и раскричалась, что так продолжаться не может, она не готова стать матерью и попросила Глеба отвезти ее в клинику. И как он ни пытался ее вразумить, встречал только отпор. «Ты не знаешь! Не родится этот ребенок нормальным! Потому что он его испортил!» – прокричала Лиза. Ответить Глеб не успел, потому что в тот момент позвонила его мама. Мама же, неодобрительно поджав губы, и сопроводила Лизу к врачу. Но оказалось, что для аборта уже поздно. Глеб неожиданно испытал облегчение, а мама обрадовалась.

Расписались они с Лизой осенью. На свадьбе невеста отплясывала и веселилась так, что счастливый Глеб подумал, что все страшное позади. «Это был мой последний праздник», – сказала Лиза потом, в брачную ночь, и все его возражения оборвала поцелуем. Пожалуй, и такой страстной ночи у них ни до, ни после уже не было. Как ни страшно это звучало, но свадьба действительно оказалась последним праздником для Лизы. Больше она не радовалась, замкнулась в себе и по ночам просыпалась от кошмаров. Все катилось под откос, а после рождения Вали вообще рухнуло: их отношения, здоровье жены, счастье и планы. Они оба словно оказались похоронены заживо каждый в своем склепе: Лиза – в страхе и мучавших ее по ночам кошмарах, Глеб – в отчаянии от понимания, что ему не справиться ни с болезнью жены, ни с необычностью сына. Он не один раз пытался расспросить Лизу о том, что ее мучило, и о злосчастной экскурсии, но жена лишь больше замыкалась в себе. «Он меня зовет. И однажды, скоро, я к нему уйду. Это он сделал Валю таким», – сказала незадолго до своей гибели Лиза. Глебу тогда показалось, что она заговаривается, перестает различать, где реальность, а где ее кошмары, потому что ни о каком другом мужчине и речи быть не могло. Лиза практически никуда не выходила. Он и сам едва держался. Где проходит та тонкая граница между реальностью и безумием? Если бы не поддержка его собственной мамы, которая не только помогала с ребенком, но и втайне от Лизы консультировалась с коллегами по поводу ее состояния, Глеб скатился бы в депрессию. Но то, что случилось потом с его женой, навсегда, казалось, погасило в нем радость и надежду на счастье.

Как ни странно, но после ее смерти ему стало легче. Легче и одновременно невыносимо тяжело, потому что он отчаянно скучал по Лизе – по той красивой радостной девчонке, в которую влюбился в школе. И, может, из-за чувства вины до сих пор пытался узнать, что случилось в тот злосчастный день на экскурсии после их ссоры. Ведь если бы не его жестокие слова, Лиза не убежала бы и все сложилось по-другому…

– Глеб? – позвала Соня, и он, слишком погруженный в свои мысли, невольно вздрогнул.

– Валя остался один…

– Валя! – спохватился Глеб. Но, увидев в окно, что сын так и стоит возле высокой сосны, успокоился. И только после этого понял, что огонь погас. На том месте, где недавно бушевало пламя, остался выжженный след.

– Откуда эта тварь взялась? – спросил он.

– Отсюда. Из сундука.

– Надо уходить.

– Но я не могу!

Глеб собирался ответить, что нужно снова попробовать, но его отвлек шум приоткрывающейся двери. Соня вздрогнула и вскочила на ноги, ожидая, видимо, еще одного врага. Но в дом вошел Антон. Видимо, парня тоже кто-то потрепал: на щеке виднелся порез, одну руку Антон прижимал к себе, словно она болела.

– Вот так встреча, – пробормотал он, однако, с неким облегчением. От Глеба не укрылась радость, вспыхнувшая в синих глазах Сони. И он с неожиданной горечью подумал, что счастье и любовь – для таких вот молодых, а он в свои двадцать семь после всего пережитого чувствует себя древним стариком.

– Антон, а ты тут как?