Читаем Пепел державы полностью

Мужиков, кои, как он считал, нарочно работают на своего господина меньше, чем на себя, он стал ненавидеть и презирать. Еще до того, как крестьяне стали на столетия крепостными, то есть пожизненными рабами своих господ, Михайло уже считал их своим имуществом и не терпел, когда что-то шло вразрез с его желаниями и поручениями.

Бугровое понемногу вымирало, но еще хватало тех, кто не мог и не хотел покидать родную землю, а пока таких хватало, Михайло и не хотел ничего менять.

Отвалившись от стены, он лёг на прогретую лавку и с наслаждением потянулся. Все же жизнь была хороша! Анна вскорости родит (даст Бог, еще одного сына, Василием надобно назвать, в честь покойного батюшки!), через год, ежели польский король не пойдет на мир, состоится еще один поход, и там снова можно будет досыта обогатиться! В следующий раз надобно холопов привезти с собой и расселить в деревне! Пущай приносят доход! Ничего! Подымем мы еще Бугровое! Будет, как в прежние времена, даже лучше!

Лишь бы пережить войну…

Глава 11

Триумф Иоанна продлился недолго. Уже в середине осени польские полки под командованием Матвея Дембинского начали отвоевывать захваченные московитами крепости. Малочисленные русские гарнизоны не могли оказать должного сопротивления, гибли в бесполезных стычках, сдавались в плен, иные успели сбежать, уничтожив орудия и запасы пороха. Дембинский и сам уничтожал некоторые оставленные московитами крепости — таков был приказ короля. Однако он нёс потери и далеко продвинуться не сумел.

Тем временем в Кракове собирался сейм. Польская знать в предстоящей борьбе с Москвой хотела заручиться большей поддержкой литовской знати, для этого решено было пересмотреть права литовцев, ущемленные при создании Речи Посполитой. Облаченные в разноцветные жупаны и кафтаны, участники сейма расселись по своим местам.

Наконец вошел король. Присутствовавший здесь Курбский, как и прочие, поднялся со скамьи, приветствуя его. Баторий был невысок, но крепок, даже слегка полноват. Он был одет в красный кафтан с узкими рукавами и золотыми пуговицами. Лицо короля, ровно как и походка, выражали твердость и спокойствие. По выправке, по тому, как держал он руку на прицепленной к черному поясу сабле, было видно, что он опытный воин. Голову король стриг "шапочкой", выбривая затылок и виски, бороду носил стриженную, с подкрученными вверх усами. Дугообразные, чуть вздернутые брови его, сведенные к переносице, придавали его спокойному лицу слегка надменное выражение. А вот взгляд черных маленьких глаз был колюч и страшен, в них-то и проступал его горячий норов! Пройдя на свое место, он поприветствовал участников сейма и сел в свое кресло. Вслед за ним, шелестя одеждами, уселись на места все остальные. Так как король не знал ни польского, ни литовского языков, заседание велось на латыни.

— Наше собрание хотел бы начать с доброй новости. Вольный город Данциг, не признававший нашу власть, коей вы, доблестные мужи, наделили меня, наконец покорился!

Зал одобрительно загудел, разразился аплодисментами. Далее долго и упорно говорили о Статуте Литовского княжества, король только слушал, но уже было понятно, что он со многим согласится, дабы задобрить литовцев. Еще два месяца польская и литовская знать спорили меж собой, но все же внесли положенные изменения. Затем долго говорили о содержании войска для будущей войны, после чего единогласно решили поднять налоги.

Но главную речь, ради которой Стефан и согласился на проведение этого собрания, он произнес, когда окончен был первый день заседания:

— Нельзя начинать войну с московитским дикарем, пока мы не обезопасим наши границы. Как уже многие слышали, в Молдавском княжестве, находящемся под покровительством османского султана, разбойники и казаки свергли законного правителя и объявили господарем своего атамана, некоего Ивана Подкову. Это грозит нам новыми набегами на наши южные земли. Волынь еще не оправилась от татарского набега, самозванцу Подкове нельзя дать возможности закрепиться в молдавских землях. Я уже попросил о помощи своего брата, трансильванского воеводу, и заявляю, скоро казаки будут выбиты из Валахии!

Затаив дыхание, польская и литовская знать слушала своего короля. Обведя зал своими страшными черными глазами, в коих уже загорелся воинственный огонек, Баторий произнес, воздев руку кверху:

— Но хочу сказать главное — лишь совместными усилиями мы сумеем одолеть нашего главного врага!

Курбский огляделся вокруг. Знать вяло поддерживала своего короля — все из-за недавних поражений в Ливонии. И теперь они ждали от своего повелителя победы! Видать, и король перед большой войной надеялся на расположение знати после маленькой победы в Молдавии.

— От дальнейших событий будет видно, удержит ли Стефан трон за собою! — доносился до уха Курбского шепот откуда-то сзади.

"Удержит! Мне, так же как и вам, государь, нужна эта победа!" — подумал Курбский и, поднявшись с места, стал сильнее аплодировать, поддерживая своего короля…


Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Отражения
Отражения

Пятый Крестовый Поход против демонов Бездны окончен. Командор мертва. Но Ланн не из тех, кто привык сдаваться — пусть он человек всего наполовину, упрямства ему всегда хватало на десятерых. И даже если придется истоптать земли тысячи миров, он найдет ее снова, кем бы она ни стала. Но последний проход сквозь Отражения закрылся за спиной, очередной мир превратился в ловушку — такой родной и такой чужой одновременно.Примечания автора:На долю Голариона выпало множество бед, но Мировая Язва стала одной из самых страшных. Портал в Бездну размером с целую страну изрыгал демонов сотню лет и сотню лет эльфы, дварфы, полуорки и люди противостояли им, называя свое отчаянное сопротивление Крестовыми Походами. Пятый Крестовый Поход оказался последним и закончился совсем не так, как защитникам Голариона того хотелось бы… Но это лишь одно Отражение. В бессчетном множестве других все закончилось иначе.

Марина Фурман

Роман, повесть