Пепел державы

Ратники начали отступать, когда поняли, что стену уже не спасти. Воеводы Петр Волынский, Дмитрий Щербатов и Василий Телятевский начали стягивать защитников к вырытому накануне рву, что дополнительной цепью обороны вырос под стенами города. Ров был укреплен деревянными сооружениями с бойницами, из которых выглядывали толстые стволы гаковниц[36]. Даже полоцкий владыка Киприан с воздетым крестом вышел ненадолго к воинам, благословлял их на битву, читал молитвы, а сопровождавшие его священнослужители кропили ратников святой водой. Воины кланялись, кратко целовали протянутый владыкой крест, слушали молитву, крестясь, а за их спинами все больше росло бушующее пламя, постепенно охватившее весь участок стены. Казалось, от дыма разом почернело небо, и стало темно, словно ночью.

Идя мимо рядов ратников, Телятевский глядел в их лица — люди стояли хмурые и невозмутимые, осознавая, видимо, что теперь точно не спасти им города. Это понимали и воеводы, и Телятевский вспомнил вчерашний военный совет, на коем присутствовали все трое воевод и даже владыка Киприан.

Говорили о дальнейших действиях. Понимали, что помощи ждать неоткуда и город с шестью тысячами ратников против пятидесятитысячного войска не отстоять. Неизбежность поражения осознавали все. Киприан громогласно призывал воевод стоять насмерть и до последнего оборонять город, и он, владыка, готов был умереть вместе со всеми, но с честью. Одухотворенный пламенной речью Киприана, доказывал необходимость стоять до конца и сам Телятевский. Щербатов молчал, хмурился, думал. Воевода Волынский же, вперив пристальный взор в Телятевского, сказал, что надобно сохранить свои жизни, жизни воинов и принять условия сдачи — Баторий обещал отпустить всех. Меж ним и Телятевским была давняя пря, множество местнических споров, они друг друга ненавидели. Телятевский назвал Волныского трусом, тот тут же вскочил и едва не схватился за саблю. Щербатов опасливо глядел на дрожащую руку Волынского и на визжащего от негодования Телятевского. Вспомнились старые обиды, и едва уже не бросились они друг на друга, и только вмешательство Киприана остановило возможное кровопролитие.

Так же меж собой спорили и ратники, защитники города. Хотя и было множество тех, кто считал нужным отступить и выжить, никто без приказа не решался покинуть город и сдаться врагам. В милосердие венгра Батория никто не верил.

Телятевский не знал, что воеводы Волынский и Щербатов (последний все же не захотел умирать за обреченный город), едва отогнав венгров, сговорились и решили тайно послать к Баторию переговорщиков. Волынский призвал одного из старших стрелецкого отряда, пожилого ратника. Ему объяснили, куда идти, что говорить, а также дал ему грамоту, писанную им и Щербатовым, кою приказал вручить лично в руки самому королю.

— Никак город сдавать будем? — хитро прищурившись, молвил старый ратник. Волынский отвел глаза и ответил:

— Еще одного прихвати с собою. Дабы прикрыл. И переоденьтесь. Нечего в стрелецкой одеже идти туда…

Ратник понимающе кивнул и спрашивать более ни о чем не стал. Придя на позиции своего отряда, старик призвал одного молодого стрельца с собой и велел следовать за ним. Добро, что парень лишних вопросов задавать не стал, покорно шел за старшим, молча переоделся в старый зипун, оставив стрелецкий кафтан. Лишь когда выходили из города через запасные ворота, кратко спросил:

— Решили все же град сдавать? Воеводы приказали?

— Не твоего ума дело. Твое дело — идти со мною да по сторонам поглядывать, — не обернувшись к нему, ответил старик.

Едва ли не сразу, выйдя из города, нарвались на венгерскую заставу. Те всполошились, схватились за оружие, но московиты подняли руки. Старик глядел твердо, с прищуром, молодой же побледнел, испуганно озирая подступавших к ним отовсюду врагов. Старик заговорил, мешая польские и русские слова.

— Кажется, это парламентеры! — сказал один из наемников товарищам.

— Чего они хотят? — молвил другой, опуская поднятый мушкет.

— Хотят видеть наших командиров. Переговоров хотят.

Двое других хохотали, мол, гляди, как по-польски говорят, заслушаешься! Капитан их вышел вперед, поправил свои бравые усики, в зубах у него из стороны в сторону ходила сухая травинка.

— Отберите у них оружие! — приказал он. Объяснили жестами. Старик, отцепляя от пояса нож, что-то сказал молодому, и тот отдал покорно свои саблю и нож.