Пам Памов смеется:
– Нет, эпизод явно затянут. Вы дурной драматург.
Смена кадра. Флешбек двухлетней свежести. Я и дочь стоим около Воронцовского пруда, глядим на вздорного лебедя. Дочка прикасается к моей руке:
– А вдруг ты… А вдруг ты встретишь принцессу Катуар? Ты полюбишь ее?
– В драматургии не бывает вдруг, – я убираю руку в карман кургузой курточки.
– Что?
– Не может быть никакой Катуар просто так. Ее появление должно быть оправданно.
– Зачем ей оправдываться? Она ни в чем не виновата.
– Дать тебе поиграть в телефончик?
– Нет, не хочется. Значит, ты ее… Ты ее не встретишь и не полюбишь. Ну ладно. Мама тоже говорит, что ты…
– Все, хватит! Дурацкий диалог. То есть разговор.63
Я на месте. Ресторан «Наше все».
Пам Памов дотрагивается своей веткой до локтя Катуар:
– Пойдем, пидорасов послушаем. Тебе понравится.
Катуар смотрит на меня еще несколько песочных мгновений. Поворачивается к Пам Памову:
– Иди, слушай пидорасов. Забери свой роман. Почитай. Тебе понравится.
64
Я держу ее за руку. Сплел наши сосуды. Теперь я буду частью ее организма. Отключайте анестезию. Покойный дышит. Пульс неровный, но что ж вы хотите?
– Эдвард Булатович, Борис Мельхиорович, это та самая девушка.
Оба гроссмейстера встают. Сырники тают. Манжет Мельхиоровича в каплях клюквенного сиропа. Очки Булатовича в меде.
– Как вас зовут, сударыня? – спрашивает Борис Мельхиорович, похотливо теребя руками салфетку.
– Меня? Очень просто. Катуар.
– Прошу, садитесь с нами, – Эдвард Булатович уже готов обнять Катуар за талию.
Мы садимся с ней напротив друг друга. Она усмехается:
– А кто здесь водку пьет?
– Это комплимент от шефа! – улыбается Борис Мельхиорович. – Хотите?
– С утра? Хочу! – Нос Катуар ждет моих возражений.
– Пей, любимая! За слово «вдруг»!
– Это наречие, – сообщает Эдвард Булатович.
Катуар вздымает мою стопку троеперстием. Гроссмейстеры ухают. Она выпивает.
– Что это было? – спрашивает Катуар.
– А что случилось? – поднимаю графин и смотрю сквозь него, там плавает буква «А» на плече Катуар.
– Это не водка.
Гроссмейстеры хохочут. Эдвард Булатович снимает очки и трет глаза, будто пытаясь вдавить в глубь тяжелого мозга.
– Да, Марик, прости! – Борис Мельхиорович обмахивает щечки салфеткой. – Это вода с витамином С.
– Шут с вами! Вы выиграли-таки эту партию. Тогда у меня, как у проигравшего, есть право обратиться с последней просьбой.
– Валяй, Марик!
– Я поеду на ваш «Кадропонт». Проведу семинар. Но поеду только с ней.
– Не вопрос. Вам два номера?
– Один, – отвечает Катуар и допивает воду прямо из графинчика.
65
Карамзин долго, завороженно стучит по гипсу.
– Ты теперь почти что монумент. Автографы давай, лови момент!