Станция. Полустанок в чистом поле. Вокруг – туманная тьма, пепел и пыль, и прямоугольный бетонный островок посреди пустоты. Рахитичный навес, жестяная урна для мусора и две поломанные скамейки. Паровоз остановился, пыша клубами пара; кто-то садился в поезд. Солдат в архаичной суконной форме, с квадратным ранцем, обрамленным свернутым одеялом, и длинным карабином с деревянным прикладом в руке. От его волос шел дым, а в виске зияли две небольшие черные дырочки, окруженные опухшим венчиком, будто миниатюрные кратеры. И еще старый крестьянин в потрепанной военной куртке и мешковатых запятнанных джинсах.
Они сели, и поезд тронулся.
Не знаю, как долго я ехал, сражаясь с опухшими от усталости веками и закатывающимися глазами. Найдя в конце вагона воняющий хлором туалет, я свернул очередную самокрутку.
Все молчали. Лишь иногда раздавался чей-то внезапный крик или рыдания, когда они пробуждались от дремоты, покачиваясь на жестких скамьях. Пока я искал туалет, мне встретилось несколько человек, которые стояли сгорбившись, лицом к стене, будто поставленные в угол дети. Кто-то молился, нервно перебирая четки. Один мужчина медленно пил из бутылки, не обращая внимания на то, что каждый глоток вытекает ему на рубашку через перерезанное горло.
«Я не из вашего числа, – упрямо подумал я. – Я еще жив». Хотя на самом деле не был в том уверен.
Я ехал дальше. Иногда поезд останавливался, как и до того, в чистом поле, а пару раз миновал освещенные вокзалы моего мира.
Наконец он вкатился на какую-то небольшую станцию, но с приличным каменным вокзалом и кассами, залом ожидания, неработающими часами над входом и навесами над перронами, опиравшимися на изящные кованые столбы. Я выскочил в последний момент, повинуясь некоему порыву. Эта станция пребывала в Междумирье. Она выглядела архаично и причудливо, как и всё здесь.
Открыв дверь, я спрыгнул на перрон, окутанный клубами пара.
Если бежать – то куда-то. Где бы оно ни находилось.
Я оглянулся, бросив взгляд на свой вагон.
Сидевшая напротив девушка вдруг подняла голову: оказалось, у нее вообще нет лица – только серая, будто джутовый мешок, поверхность и две черные пуговицы, пришитые на месте глаз. Это лицо внезапно начало поворачиваться туда-сюда, словно девушка против чего-то резко возражала, все быстрее и быстрее, пока не размазалось в серое пятно. Поезд тронулся и скрылся во тьме, а я остался на перроне.
Сунув руки в карманы, вошел в качающиеся двери вокзала, стуча подошвами по каменному полу и чувствуя, что меня пробирает холод.
Кассы были закрыты, окошки задвинуты заслонками. Вокруг – ни души.
Я не знал, где я и что делать дальше, пока не услышал частый стук, будто стальной дятел пробовал силы на плитах пола. С перрона выбежала молодая женщина, толкнула дверь и ворвалась в зал ожидания.
Потом она метнулась ко мне, стуча каблучками, и бросилась на шею.
– Наконец ты приехал, – воскликнула она. – Наконец-то! Любимый! Боже, я так долго ждала!
Я остолбенел. Она прижалась ко мне всем телом, ее била дрожь, а щеки были холодными и мокрыми.
– Это не я, – тупо проговорил я, мягко отстраняя женщину от себя. – Вы приняли меня за кого-то другого.
– Тс-с-с… Ты так долго не возвращался… Так долго… Столько лет… Ничего, ты все вспомнишь.
У нее были серые, мышиного цвета, волнистые волосы, большие бледные глаза и маленькие, но полные губы на ничем не выделяющемся лице. Я никогда ее прежде не видел. Неопределенного цвета плащик и юбка не позволяли даже понять, из какого времени она родом. Наверняка двадцатый век. Не старуха, не девочка. Все в ней казалось каким-то серым и неопределенным.
– Эй! – сказал я, желая привести ее в чувство. – Вы ошиблись. Это не я.
Она уставилась на меня, широко раскрыв ничего не выражающие глаза.
– Вы не меня ждете, – повторил я более отчетливо, словно обращаясь к глухой.
– Естественно, тебя, дорогой.
Прекрасный складывался разговор.
– Где тут можно найти гостиницу?
– Нет гостиниц… Не работают. С чего тебе ночевать в гостинице? Идем домой.
– У меня нет здесь дома, – спокойно ответил я.
– Не говори так… Никогда не говори! Это… меня убивает. Твой дом здесь. Я столько лет ждала…
Я мог пойти с ней или мерзнуть на вокзале. Перед зданием начинался окутанный тьмой городок, по пустым улицам носились пепел и пыль.
Мне было холодно.
Раз уж нет гостиницы…
Ладно.
– Я только переночую, – сказал я. – Только до завтра, понимаешь?
Она энергично кивнула, и стало ясно, что она ничего не понимает.
Мы покинули вокзал и двинулись через пустую площадь, на которой сидели только две кошки. Потом через дорогу и вдоль оград старых вилл по другой стороне улицы. Женщина держала меня за локоть, стиснув пальцы на ткани плаща, и неуклонно тянула за собой.
Где-то позади раздался шум мотора и писк тормозов. Я обернулся.