Пепел и пыль

Открылась дверь между вагонами, и появился кондуктор в старомодной суконной форме, похожей на кастрюльку фуражке и вышитыми на петлицах крылатыми колесами. Достав откуда-то металлические щипцы, напоминавшие зубоврачебные, он пробил мой билет, оставив на нем треугольное отверстие.

Стояла полная тишина, лишь монотонно стучали колеса на стыках рельсов. Во мраке за окном иногда проплывали облака пара, иногда – снопы красных искр, время от времени – туманные силуэты. Я дышал, ощущал давление на мочевой пузырь, и мне хотелось есть. Еще больше – спать. Все это были признаки жизни, наряду с горящим от ожогов лицом и впечатлением, будто все мое тело переломано, опухло и покрыто синяками, а также тупой болью в ногах, означавшей, что я пережил тяжелый стресс. Все это существовало в Междумирье и значило, что я еще жив. Хотя неизвестно, надолго ли.

Я боялся заснуть. Боялся, что больше не проснусь.

Я думал о Патриции, которую застрелил. И о себе. О восьмидесяти пяти бесценных килограммах мяса и костей, которые у меня украли. Как их найти? Где? Особенно следуя на идиотском призрачном поезде в пустоту?

Я думал о спинофратерах. Адских черных монахах, которых счел демонами. Тот, которого я видел на колокольне, от них отличался, будучи гораздо могущественнее. Мои выстрелы на него не действовали: он перемещался как торнадо и казался неуничтожимым. Демон. Однако у тех, с кем я сражался сегодня, шла кровь. Я видел это собственными глазами. Из них сочилась жуткая светящаяся сукровица, как и из меня самого. И их можно уничтожить. Я сразился с двумя и победил. Так, как если бы они были людьми.

«Где книга?» Какая, черт побери, книга? Впервые слышу о какой-то книге. Манускрипт Феофана «О тернистом пути»? Откуда, к дьяволу, мне знать? По ненаучным и лишенным какой-либо ценности источникам, его нашел Ги де как-его-там, крестоносец. А может, и не нашел. Или это какая-то другая книга? Библия, подаренная мне Михалом? Почему бы спинофратерам не купить себе свою – самую обычную Библию.

«Я забыт в сердцах, как мертвый; я – как сосуд разбитый…»

Это я.

У меня слипались веки – монотонный стук колес действовал усыпляюще. Я помассировал глаза и щеки, ущипнул себя между большим и указательным пальцами. В реальном мире это помогало. Вот только там сон не грозил немедленной смертью.

Поезд иногда останавливался на захолустных станциях, а однажды проехал через город. Я вдруг увидел залитый огнями вокзал, разноцветные поезда, людей в кричащей одежде, подсвеченные рекламные щиты. Вокзал из моего мира. Живые люди сновали по перронам, разговаривали по мобильным телефонам, а кто-то безучастно смотрел ночную программу по висящему на столбе телевизору. Я прильнул к окну, затем поднялся со скамейки и двинулся вдоль вагона, поглядывая в очередные окна, будто желая забрать этот вокзал с собой, не в силах оторвать взгляда от огней и живых людей. Мой мир. Я не предполагал, что когда-либо буду так по нему тосковать. Мой поезд ехал медленно, выбрасывая клубы пара, развевая людям на перроне волосы и теребя страницы газет, но никто даже не поднял глаз.

Где-то в проходе между сиденьями в очередном вагоне я наткнулся на кондуктора.

– Останови! – рявкнул я. – Я выхожу!

– Здесь нельзя выйти, уважаемый, – заявил он. – На этой станции нет остановки. Это не наша станция.

– Срать я хотел, какая станция! Я тут выхожу! – заорал я и начал дергать дверь.

Сидевшая у стены на том перроне страшно худая девица с гитарой, сущий длинноволосый скелет с влажными очами лани, взглянула на меня. Я начал стучать рукой в стекло.

– Открой дверь! – крикнул я ей. – Потяни за ручку!

– Они не слышат, – сказал кондуктор. – Ничего не слышат и не видят. Прошу вернуться на свое место. Лишь старики могут вас иногда увидеть. Старики и сумасшедшие.

Девушка широко раскрыла глаза и вдруг истерически закричала, указывая на меня пальцем. Я увидел, как она роняет гитару и перебирает ногами, пытаясь вжаться в стену.

Словно увидела духа.

Поезд двинулся быстрее, и все осталось позади. За окном снова ползла темнота. Маячили клубы пара, вздымались пепел и пыль.

– У вас ведь есть билет, – заметил кондуктор. – Радуйтесь, что успели на поезд.

Вернувшись на свое место, я свернул самокрутку и поехал дальше, глядя на свое отражение в стекле. Так не отправляются в путешествие поездом. Где картонный чемодан или холщовый рюкзак? Где яйца, сваренные вкрутую, и соль, завернутая в бумажную салфетку? Где помидор и жареная куриная ножка или кусок копченого сала? Где булка с маслом, «топленым и желтым как мед»? Где термос, холодный чай в старой фляжке из-под коньяка или лимонад со вкусом леденцов в бутылке с фарфоровой пробкой? Весь мой багаж составляли плащ, обрез, горсть гильз, табак, папиросная бумага и зажигалка.

Ну и билет. Картонный коричневый билет в неизвестность, с одной круглой дыркой посередине и другой – треугольной с краю.