Пепел революции

— Тут я вам врать не буду. Улагаевский десант прошел относительно успешно. Да, они не захватили Екатеринодар, ну и не могли этого сделать из-за совершенной недостаточности сил, но шуму наделали много. Да, и к ним присоединилось несколько тысяч казаков с Кубани, захватили много лошадей и другого имущества. Стратегически они проиграли, но тактически точно выиграли.

— А сейчас где?

— Почти все вернулись в Крым, осталось несколько маленьких плацдармов, но это дело ближайших дней.

— А в Таврии?

— А тут все для Врангеля гораздо хуже. Распылил войска по степи, и до сих пор не может решить, куда направить главный удар. Но он уже блокирован, а людей в армию набрать больше не может.

— Это старая история. Если он так и не изменил ничего за столько недель, то белым недолго оставаться в Крыму.

— Вы правильно все мыслите. Резервы у него исчерпаны, стратегического плана нет. Не знаю, на что он надеется. На Божью помощь, наверное.

— А как советское наступление на Польшу?

Тут Фрунзе немного скривился, и стало понятно, что особых поводов для радости нет.

— Там… наступление остановилось, немного отстали тылы. Ничего страшного, подтянем и возьмем Варшаву. Повторим подвиг Александра Васильевича, а?

Он подмигнул.

— Взять-то можно, только солдат много погибнет.

Голос Фрунзе резко похолодел.

— Евгений Яковлевич, вы бы в данной ситуации о себе позаботились, а не о бойцах нашей революционной армии. Сейчас ваше положение очень положение крайне неустойчиво.

Кильчевский сглотнул и понял, что обмен вежливостями завершен. Теперь предстоит стоящий разговор.

— Что со мной будет? Отправят в Москву?

— Были такие требования, и от самых высоких лиц ЦК, но окончательное решение пока не принято.

— Вы знаете, что я сделал?

Фрунзе долго смотрел на него.

— А остался кто-то, кто не знает? Вы сами-то знаете?

Несмотря на всю нелепость вопроса, Кильчевский с холодеющим ужасом понял, что точно не помнит. Вернее, чувство глубокого стыда и ужаса, что случилось непоправимое, но что именно?

Но Фрунзе уже сменил тему.

— Как там ваши теперешние друзья поживают? Как их там, мертвяков. А, Алексешенко, точно!

— Вы знаете о них?

— Ну, плох был бы тот командир, который не осведомлен о врагах. Хорош, подлец, но глуповат.

— Глуповат? Мне кажется, он очень силен в своем деле.

— В магии и некромантии? Никто и не спорит, орел. Но у него подход такой, немного детский, знаете ли. Огромная сила, а использует ее. Ну, как, например, используя яйца Фаберже пытаться обточить камень. Да, это возможно. Если используешь миллион этих произведений искусства даже не догадываясь, что их предназначение совсем в другом.

— Ну, пока он сдерживает ваши удары.

— Это потому, что мы пока не брались за него всерьез. Вот разберемся с поляками и посмотрим.

Глаза его полыхнули огнем, а лицо стало слегка багрового оттенка.

— Вас очень хотят видеть на Лубянке, ваш старый друг. Сейчас мне сулит очень много, чтобы я все-таки доставил вас в Москву. Что скажете? Хотите напоследок увидеть Кремль?

Кильчевский молчал.

— Странно, ваш друг хочет вас видеть, а вы его нет. Он ваш кредитор?

— Михаил Васильевич, — собрался с духом пленный, — я не пойму, к чему этот весь разговор. Вы можете распоряжаться мной так, как вам будет угодно. Хотите — можете прямо здесь пристрелить, хотите — отправите на Лубянку. Хотите — щелчок пальцев и я исчезну.

— Я хочу понять, какой вы враг, — задумчиво сказал Фрунзе. Враг, который точный и абсолютный враг, или враг, который держит слово и является в каком-то смысле джентльменом.

— Какая разница, если я в любом случае погибну если не через несколько часов, то дней?

— Я вам расскажу историю, Евгений Яковлевич. Историю о том, как лютые враги могут придерживаться каких-то рамок и правил.

Я имею, как вы знаете, определенное отношение к Турции и несколько лет назад оказался в Константинополе по… по своим делам. Вы помните, может быть, в пятнадцатом году союзники решили показать свой героизм против самого слабого врага и высадили войска на полуостров Галлиполи.

С самого начала всем было понятно, что операция совершенно идиотская. Ничего не было продумано, высадка производилась на укрепленные позиции турок, которых несколько лет обучали немцы. Корабли напоролись на минные заграждения, про которые никто не подумал и несколько этих стальных чудовищ затонуло. Солдаты высаживались прямо напротив укрепленных позиций турок, и в первые же дни понесли огромные потери.

Начались, в общем, на тех пустынных пляжах позиционные бои, как на Западном фронте. Это страшное время и страшное место. Если во Франции можно было окопаться, тот здесь плоские открытые пляжи, камни, ни малейшей растительности. Постоянно, сутками не прекращая работают пулеметы и орудия. Дикая, невыносимая жара, нет воды, нет толкового тыла, постоянно ждешь, когда придут корабли и привезут припасы и заберут раненых. В общем, просто ужас.

Однажды австралийцы или новозеландцы, не различаю их, пошли в атаку на наши… то есть, турецкие ряды колючей проволоки. Конечно, наступление захлебнулось, на нейтральной полосе остались сотни тел.