Пепел революции

По дороге их несколько раз избивали, и довольно сильно. Кильчевский после очередного раза выплюнул остатки зубов и ощупал тело. Голова и внутренние органы были почти целы, но руки уже слушались плохо, а правая нога очень тревожно обвивалась вокруг левой. Скорее всего, кости сломаны или повреждены сухожилия, но он уже не мог сказать точно, что болит. Казалось, болит все сразу и везде. Болели зубы, желудок, легкие, ногти, волосы и все остальное, что в обычной жизни редко болит. Нос был сломан, глаза заплыли. Была надежда, что его не узнают, и будут считать простым белым офицером. Да и с чего красным было его узнавать, не такой уж он был и крупной фигурой.

Желание бороться окончательно исчезло. Ну и в самом деле, он уже очень устал. Сейчас плен, дальше что? Он может, теоретически бежать, это очень маловероятно в нынешнем состоянии, но все же, что делать дальше? Обратно в Крым? Но даже если он и исхитрится бежать, хотя вряд ли, белые, должно быть, сейчас или отступают с боями обратно, или улепетывают со всех ног, чтобы успеть на корабли, а он на территории Советской России, в глубоком тылу, а еще раз переходить линию фронта нет никаких сил.

Но даже на небе сойдутся звезды, и он каким-то чудом сможет вернуться в Крым, что дальше? Задание Алексешенко не выполнено, значит, его или ликвидируют, или просто забудут, как о неудачнике, что значит исчезновение защиты и возобновление деградации памяти. Если же он останется в плену, то его расстреляют, тут двух мнений быть не может. Если же сможет бежать и останется на территории материковой России, каковы шансы у него, без денег и полуживого, прожить достаточно времени и не попасться Беляеву, или того хуже, в руки людям Дзержинского? Абсолютно нулевые. Поэтому, будь что будет.

Его привели в какую-то комнату и усадили на стул. У дверей стоял конвойный, совсем мальчишка, и он со страшным любопытством разглядывал Кильчевского. Скорее всего, первый раз видел врага так близко и поразился, что это такой же человек с двумя руками и ногами. Они кого-то ждали и Кильчевский не теряя время позволил себе отключиться от боли, справедливо рассудив, что когда придет важный человек, его непременно приведут в сознание.

Так и вышло. Он очнулся от того, что кто-то плеснул ему в лицо холодной водой.

— Эка вас обработали, — вглядываясь в его лицо сказал молодой человек с идеально уложенными волосами. Комиссар, судя по щеголеватой форме, которой втайне завидовали все. Это мои орлы? Кильчевский хотел ответить, но изо рта донеслось только невнятное клокотание. Тогда он кивнул и тут же затылок взорвался адской болью.

— Да, в таком случае нам будет трудно побеседовать, — обескураженно произнес комиссар. Он выглянул в коридор и крикнул: «Шварцман!».

Через несколько секунд в кабинет вошел человек в каракулевый шапке и круглых очках и бросил холодный взгляд на пленного.

— Шварцман, наши как-то перестарались слишком, офицер, — он кивнул на Кильчевского, — скоро концы отдаст. Сделай что сможешь, мне с ним поговорить надо. Ну, по своим правилам сделай, может, он еще нам понадобится. А я пару часов посплю, вымотал меня этот рейд до чертиков.

Шварцман с помощью конвойного попытался Кильчевского привести в более-менее человеческое состояние. Наложил шину на ногу, кое-как промыл и перевязал раны, особо внимательно задержался на шраме, полученном зимой в Одессе.

— Тебе повезло, — он как-то зло процедил Кильчевскому, — что челюсть и язык уцелели. Атлетом ты уже не будешь, да и возраст у тебя. Но, через несколько месяцев может и поправишься. Если не расстреляют.

Шварцман напоследок сделал укол морфия и ушел. Конвойный еле сдерживал свое любопытство и едва не заговорил с ним, но когда нетерпение достигло своего пика, в комнату вошел комиссар и сел напротив.

— Говорить можете?

Кильчевский кивнул.

— А сказать?

— Да, могу, — голос ему показался каким-то чужим, будто говорил человек, сидевший рядом, но повернув голову, удивился, что сбоку никого не оказалось.

— Так, начнем, времени мало. Вы, наверное, из той сотни казаков, которую мы прогнали из станицы. Какое задание у вас получили?

Не было никакого резона врать или изворачиваться. Скорее всего, комиссар уже или все знал или почти все, а о недостающем догадывался. Кильчевский не хотел бы слишком много рассказывать о том, что касалось его лично, но у них был в руках Колков, а он, наверное, рассказал все, как есть.

— Да, мы из сотни. Есаул сотни — Колков, его взяли вместе со мной. Задание какие дали точно сказать не могу потому, что не знаю сам. Наверное, и не было никакого задания. Нам надо было продвинуться как можно дальше, если не встретим ваших сил. Если встретим — дать знать штабу, но в драку не вступать.

Комиссар молчал. Кильчевский пытался оценить его реакцию. Раскусил ли тот его игру в абсолютную честность или нет.

— Допустим. Как ваша фамилия и какое звание вы носите?