Пер Гюнт: стихотворения

Умалишенные гуськом выходят во двор.

Бегриффенфельдт

Быстрее! Guten Morgen[21]

, господа!Приветствуйте зарю освобожденья.
Пришел король.

Пер Гюнт

Так я – король?

Бегриффенфельдт

Ну да!

Пер Гюнт

Такая честь… Мне это очень лестно…

Бегриффенфельдт

О повелитель, скромность неуместна
в такой момент…

Пер Гюнт

Но дайте мне смекнуть…
Я не могу… Я поглупел с годами…

Бегриффенфельдт

Но вы загадку сфинкса отгадали!
Самим собою стали!

Пер Гюнт

В том и суть,
что, здешние порядки возлюбя,
я отрекусь, пожалуй, от себя.

Бегриффенфельдт

Ну нет. Вы ошибаетесь. Ничуть.
Здесь, в этих стенах, каждый и любой
ничем не занят, кроме как собой,
и может плыть в далекие края
под парусами собственного «я».
Здесь каждый может бочку сколотить
и, погрузившись в долгое броженье,
бочонок герметически закрыть,
дабы не допустить проникновенья
чужих эмоций и чужих идей
вовнутрь неповторимости своей.
И вот теперь, когда перед прыжком
мы выстроились на краю трамплина,
нам не хватало только властелина,
но вы пришли и стали королем.

Пер Гюнт

Ах, черт возьми!

Бегриффенфельдт

Не сокрушайтесь, царь, —
все старое казалось новым встарь…
Я вам продемонстрировать могу…
«Сам по себе», пожалуйста, вперед.

(Мрачному субъекту.)

Ну, добрый день, не бойся нас, Гугу,
скажи нам, мальчик, что тебя гнетет?

Гугу

Страшно думать, что народ
безъязыким в гроб сойдет.

(Перу Гюнту.)

Выслушай меня, чужак!

Пер Гюнт

(кланяется)

Ради Бога!

Гугу

Значит, так!
Малабар лежит в долине,
на востоке от пустыни.
Португальцы, и голландцы,
и другие чужестранцы
шли на Малабар войной,
так что житель коренной
под влияньем войн и книг

исковеркал свой язык.

Нет в помине дней далеких,
когда в зарослях высоких
и в долине плодородной
жил орангутан свободный —
независим и один,
человек и гражданин.
Жил он вольно в эту пору,
дрался, рыл в пещерах норы,
и его родной язык
был могуч, богат и дик,
но на всем оставил знак
четырехсотлетний мрак.
Ночь над миром воцарилась,
обезьяна в лес забилась,
и какой-то новый ум
заявил, что гам и шум
не охватят высших дум
и что сила только в слове.
Это ж гнет для всех сословий!
Португальцу и голландцу,
азиату, африканцу
силой навязали речь!
И теперь мой долг – беречь
то исконно обезьянье
первобытное ворчанье;
в этой музыке народной —
вопль страданья, крик голодный.
Но никто во всей округе
не поймет моей заслуги!
Одинок я в деле этом,
помоги мне хоть советом!

Пер Гюнт

(про себя)

Раз решил с волками жить,
научись по-волчьи выть.

(Вслух.)