Перед изгнанием. 1887-1919

В первые годы замужества она жила в Санкт-Петербурге, много принимала в cвоем дворце на Невском проспекте, вела блестящую жизнь, соответствовавшую ее положению и уже в ту пору не очень ей нравившуюся. В 1891 году великий князь был назначен генерал-губернатором Москвы. Великая княгиня быстро снискала большую популярность в новой резиденции. Она вела там такую же деятельную жизнь, как и в столице, деля время между светскими обязанностями и многочисленными благотворительными делами.

17 февраля 1905 года, когда великий князь выезжал на Сенатскую площадь Кремля, террорист[113] бросил в его карету бомбу, разорвавшую ее на куски.

Великая княгиня была занята на устроенном ею в Кремле сборе теплых вещей для войск в Маньчжурии. При грохоте взрыва она выбежала, даже не накинув манто. На площади она увидела раненого кучера и двух убитых лошадей. Тело великого князя было буквально разорвано, и останки его рассеяны по снегу. Великая княгиня собрала его своими руками и велела перенести в дворцовую часовню. Сила взрыва была такова, что пальцы великого князя, все еще в кольцах, были найдены на крыше соседнего дома. Эти детали мне сообщила сама великая княгиня. Известие об этой трагедии застало нас в Санкт-Петербурге, и мы поспешили в Москву.

Спокойствие и твердость великой княгини вызывали общее восхищение. Она проводила в молитвах дни, предшествовавшие погребению, и черпала в христианских чувствах мужество для поступка, ошеломившего все ее окружение: она велела проводить себя в тюрьму, где содержался убийца, и попросила закрыть себя с ним в камере.

– Кто вы? – спросил он.

– Я вдова того, кого вы убили. Зачем вы совершили это преступление?

Никто в точности не знает, каково было продолжение их беседы. Разные версии были более или менее вымышленными. Некоторые уверяли, что после ухода посетительницы, убийцу нашли с закрытым руками лицом, плачущего горькими слезами.

Несомненно то, что великая княгиня писала императору просьбу о помиловании узника и что Николай II согласился бы, если бы убийца наотрез не отказался от этого сам. Он даже написал великой княгине, что не выражает и не испытывает какого-либо раскаяния и заранее отказывается от помилования, которое она испрашивала для него.

Великая княгиня посетила в госпитале кучера, смертельно раненного. Увидав ее, несчастный, от которого скрывали смерть господина, спросил: «Как чувствует себя Его Высочество?» – «Это он послал меня узнать о тебе», – ответила она.

После смерти мужа она продолжала жить в Москве, но удалилась от светской жизни и посвятила себя всецело делам милосердия и благотворительности. Она раздала приближенным часть своих драгоценностей и продала остальные. Мать купила у нее великолепную черную жемчужину, подарок императора Николая II. Поднося ее свояченице, царь сказал: «У тебя теперь будет жемчужина почти такая же прекрасная, как “Перегрина” Зинаиды Юсуповой».

Раздав все свое добро, великая княгиня купила участок в Москве, на Ордынке, на правом берегу реки. В 1910 году она построила там Марфо-Мариинскую обитель[114], настоятельницей которой стала. В качестве последней заботы элегантной женщины, всегда выказывавшей изысканный вкус, она заказала рисунки одеяния московскому художнику Нестерову[115]: длинное платье из грубой шерсти серо-жемчужного цвета, льняной нагрудник, охватывавший лицо, и большое покрывало белого льна, спадающее строгими складками. Монахини не были заперты, посвящая себя помощи бедным и уходу за больными. Они также отправлялись в провинцию, чтобы основывать там новые центры благотворительности. Это начинание быстро развивалось; через несколько лет во всех больших городах России имелись подобные заведения. И сама ордынская обитель разрослась: там выстроили церковь, больницу, мастерские, учебные мастерские и школы. Настоятельница жила в маленьком павильоне из трех комнат, очень просто обставленных; она спала на деревянной кровати без матраса, голова на подушке из сена. Она никогда не спала больше нескольких часов, если не проводила всю ночь у постели больного или не бодрствовала у гроба в часовне; клиники и больницы присылали ей безнадежно больных, заботы о которых она брала на себя. Так, однажды к ней привели женщину, которая опрокинула горящую керосиновую плиту. Ее одежда загорелась, и все тело было сплошной раной, началась гангрена, и врачи объявили ее обреченной. С настойчивой нежностью и мужеством великая княгиня взяла на себя уход за ней. Ежедневная перевязка занимала больше двух часов, а зловоние от ран было таково, что многие монахини падали в обморок. Тем не менее, больная выздоровела через несколько недель, и выздоровление ее рассматривалось как чудо