Со скалы взору моему предстало не бескрайнее конечно море тайги, но довольно таки обширный лес, простиравшийся на много километров до дальних, таких же невысоких как и у Молебной гор. Или, как их здесь называли, споев. И вот в этой лесистой межгорной котловине, огромным клином выделялся особенный участок. Это можно было бы назвать ветровалом, но только очень странным. Деревья были не повалены с корнем, а как будто обрублены все на одной высоте. Как будто тот гигантский, неведомый кто, что забавляясь скрутил в пружину рельсу, да зашвырнул ее посредине леса, потом взял косу, и скосил, как траву - мураву, как былинку, огромный участок сплошной вековой тайги.
Разум мой сдал и спасовал, рухнул под тяжестью информации и я махнул на все рукой. У меня не осталось никаких эмоций, никаких восторгов, удивлений или испуга. Единственное, чего я сейчас хотел, это выбраться из этого мистического плена, из этой заповедной Лилипутии и оказаться дома, на озере. В сени такого уютного и безопасного дощатого балка.
Какими-то окольными путями, кружа и запинаясь, рыская в чащобе мне все же удалось, совсем под вечер, выбраться к деревне. От усталости я готов был тотчас свалиться с ног и заснуть прямо на тропинке. Сил не было совершенно.
А деревня, вся, с покосами по косогорам, с лугами и прудом лежала подо мной раскинувшись, как пленница перед захватчиком. Готовая одновременно и к покорности и к сопротивлению. В зависимости от того, как будут разворачиваться события.
Глаза кольнуло отсверком угасающего в сумерках пруда. И уже не кольнуло, а резануло каким-то непривычным блеском на его берегу.
Что это там? Машина?! Толян! Толян приехал!!!
6.
Я бежал вниз с горы, бежал на встречу этой спасительной машине, на встречу этому странному Толяну. Я бежал позабыв про все – и про певунью, которая потерялась неведомо где, и про послание небес в виде скрученной в штопор рельсы, и про странный ветровал, и про свою усталость. Я бежал, бодрый как после сна, на встречу машине ибо она означала одно – путь.
- Толян, здравствуй! – отдышавшись, сбавив скорость, легким шагом подходя, успокоив чувства, отрапортовал я.
-Не узнаешь, что ли?
- Где курточка моя, Толян?
- А, это ты что ли, побегушник?
- Я- я.
- Поправился, гляжу, откормился?
- Твоими молитвами, Толян, твоими молитвами.
- Хорошо, хорошо.- Задумчиво, в некоторой растерянности, забормотал Толян.
- Так чего ж хорошего-то, Толик? Курточку мою увез, а я тут мерзну?
- Это которую? Брезентовую что ли?
- Её. Её, дружище.
- А я думаю, чья курточка у меня в машине – с деланным безразличием сказал Мироед – в кабине забери.
Я залез в кабину, отыскал за сиденьем аккуратно свернутую куртку, развернул её, встряхнул и охлопал карманы. Ножичка, хорошего выкидного ножичка, что я прихватил у дачников в кармане не было. Эх, Толян, Толян. Кулачья твоя душа…
- Ножик где, Толян?
- Какой ножик? Не видел никакого ножика.
- Ну, не видел и не видел. Показалось мне будто нож у меня в куртке был.
- Не, не было. А ты тут это…
- Виктор меня зовут.
- Да, Виктор, Витя. Ты тут, Витя, мужиков не видел?
- Этих что ли, которые кабеля жгут?
- Их самых, ага.
- Да с вечера вчерашнего не видал, делись куда-то?
- А они мне ничего не оставляли.
- Неа.
Толян заметно заволновался, занервничал. Сходил в машину, достал пачку сигарет, присел на вросший в берег камень, закурил задумчиво щуря глаза.
- А ты чего приехал-то? Привез чего?
- Ну привез. Тебе то что за дело? Так значит, говоришь, ничего не оставляли?
- Нет. Дай закурить?
- Толян вынул сигарету и держа ее на весу, но не отдавая, спросил - а ты, это?
- Которое? – Я уже приучился прилаживать это местное словечко, что обозначало здесь, в Молебной и «что», и «чей», и «какой» и много чего еще, к разговору.
- Ну, это, не знаешь, где они медь хранят?
- Медь-то? – я забрал у него сигарету, заложил ее демонстративно за ухо и требовательно протянул руку. Толян неохотно вынул из пачки россыпь сигарет.
- Ну, да, медь.
- Нет, не знаю, - как можно равнодушнее сказал я, пряча сигареты в куртку.
Толян хлопнул себя по коленям – так чего ты тут мне балду гоняешь?
- Я? А я че, а я ниче, я думал мы с тобой беседуем, как старые приятели, - я уже вовсю глумился, отобрал у Толяна окурок, прикурил от него, и вставил обратно в рот.
- Медь-то тебе зачем?
- Надо значит.
- Твоя она что ли?
- А то чья, - вдруг взвился Толян, - я думаешь сюда за так, за сто верстов езжу, гвозди этим барбосам вожу и на масло меняю! Ты сам подумай – прок какой с этого масла! Оно ж золотое получается.
- Да ты не кипятись, Толян, я ж просто спросил. Твоя – так твоя, сейчас мужики придут и отдадут тебе её значит, делов-то. Ты мне лучше скажи, до города подбросишь?
- До какого еще города, - отмахнулся Толян.
- А до Штырина!
-А тебе зачем туда?
- Надо. Так подбросишь, до Штырина-то?
- Не в Штырин мне.
- А куда?
- Куда-куда! На кудыкину гору – взвился вдруг Толян – что пристал! Не видишь – машина перегружена.