Читаем Перегной полностью

Со скалы взору моему предстало не бескрайнее конечно море тайги, но довольно таки обширный лес, простиравшийся на много километров до дальних, таких же невысоких как и у Молебной гор. Или, как их здесь называли, споев. И вот в этой лесистой межгорной котловине, огромным клином выделялся особенный участок. Это можно было бы назвать ветровалом, но только очень странным. Деревья были не повалены с корнем, а как будто обрублены все на одной высоте. Как будто тот гигантский, неведомый кто, что забавляясь скрутил в пружину рельсу, да зашвырнул ее посредине леса, потом взял косу, и скосил, как траву - мураву, как былинку, огромный участок сплошной вековой тайги.

Разум мой сдал и спасовал, рухнул под тяжестью информации и я махнул на все рукой. У меня не осталось никаких эмоций, никаких восторгов, удивлений или испуга. Единственное, чего я сейчас хотел, это выбраться из этого мистического плена, из этой заповедной Лилипутии и оказаться дома, на озере. В сени такого уютного и безопасного дощатого балка.

Какими-то окольными путями, кружа и запинаясь, рыская в чащобе мне все же удалось, совсем под вечер, выбраться к деревне. От усталости я готов был тотчас свалиться с ног и заснуть прямо на тропинке. Сил не было совершенно.

А деревня, вся, с покосами по косогорам, с лугами и прудом лежала подо мной раскинувшись, как пленница перед захватчиком. Готовая одновременно и к покорности и к сопротивлению. В зависимости от того, как будут разворачиваться события.

Глаза кольнуло отсверком угасающего в сумерках пруда. И уже не кольнуло, а резануло каким-то непривычным блеском на его берегу.

Что это там? Машина?! Толян! Толян приехал!!!


6.

Я бежал вниз с горы, бежал на встречу этой спасительной машине, на встречу этому странному Толяну. Я бежал позабыв про все – и про певунью, которая потерялась неведомо где, и про послание небес в виде скрученной в штопор рельсы, и про странный ветровал, и про свою усталость. Я бежал, бодрый как после сна, на встречу машине ибо она означала одно – путь.

- Толян, здравствуй! – отдышавшись, сбавив скорость, легким шагом подходя, успокоив чувства, отрапортовал я.

-Не узнаешь, что ли?

- Где курточка моя, Толян?

- А, это ты что ли, побегушник?

- Я- я.

- Поправился, гляжу, откормился?

- Твоими молитвами, Толян, твоими молитвами.

- Хорошо, хорошо.- Задумчиво, в некоторой растерянности, забормотал Толян.

- Так чего ж хорошего-то, Толик? Курточку мою увез, а я тут мерзну?

- Это которую? Брезентовую что ли?

- Её. Её, дружище.

- А я думаю, чья курточка у меня в машине – с деланным безразличием сказал Мироед – в кабине забери.

Я залез в кабину, отыскал за сиденьем аккуратно свернутую куртку, развернул её, встряхнул и охлопал карманы. Ножичка, хорошего выкидного ножичка, что я прихватил у дачников в кармане не было. Эх, Толян, Толян. Кулачья твоя душа…

- Ножик где, Толян?

- Какой ножик? Не видел никакого ножика.

- Ну, не видел и не видел. Показалось мне будто нож у меня в куртке был.

- Не, не было. А ты тут это…

- Виктор меня зовут.

- Да, Виктор, Витя. Ты тут, Витя, мужиков не видел?

- Этих что ли, которые кабеля жгут?

- Их самых, ага.

- Да с вечера вчерашнего не видал, делись куда-то?

- А они мне ничего не оставляли.

- Неа.

Толян заметно заволновался, занервничал. Сходил в машину, достал пачку сигарет, присел на вросший в берег камень, закурил задумчиво щуря глаза.

- А ты чего приехал-то? Привез чего?

- Ну привез. Тебе то что за дело? Так значит, говоришь, ничего не оставляли?

- Нет. Дай закурить?

- Толян вынул сигарету и держа ее на весу, но не отдавая, спросил - а ты, это?

- Которое? – Я уже приучился прилаживать это местное словечко, что обозначало здесь, в Молебной и «что», и «чей», и «какой» и много чего еще, к разговору.

- Ну, это, не знаешь, где они медь хранят?

- Медь-то? – я забрал у него сигарету, заложил ее демонстративно за ухо и требовательно протянул руку. Толян неохотно вынул из пачки россыпь сигарет.

- Ну, да, медь.

- Нет, не знаю, - как можно равнодушнее сказал я, пряча сигареты в куртку.

Толян хлопнул себя по коленям – так чего ты тут мне балду гоняешь?

- Я? А я че, а я ниче, я думал мы с тобой беседуем, как старые приятели, - я уже вовсю глумился, отобрал у Толяна окурок, прикурил от него, и вставил обратно в рот.

- Медь-то тебе зачем?

- Надо значит.

- Твоя она что ли?

- А то чья, - вдруг взвился Толян, - я думаешь сюда за так, за сто верстов езжу, гвозди этим барбосам вожу и на масло меняю! Ты сам подумай – прок какой с этого масла! Оно ж золотое получается.

- Да ты не кипятись, Толян, я ж просто спросил. Твоя – так твоя, сейчас мужики придут и отдадут тебе её значит, делов-то. Ты мне лучше скажи, до города подбросишь?

- До какого еще города, - отмахнулся Толян.

- А до Штырина!

-А тебе зачем туда?

- Надо. Так подбросишь, до Штырина-то?

- Не в Штырин мне.

- А куда?

- Куда-куда! На кудыкину гору – взвился вдруг Толян – что пристал! Не видишь – машина перегружена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза