Перегной

- С утра посмотрим, чего зазря языком молоть, – это уже Щетина, – главное сейчас смотреть, чтоб он не убег.

- Этот может, – поддакнул кто-то, – больно шустрый. Помнишь, как он в первый раз на берегу появился?

- Сходи-ка, глянь – вдруг уже убег?

От костра кто-то встал, походил вокруг вагончика и вернулся к костру.

- Там он. Куда ему ночью бечь-то?

- Куда-куда. В Нагорную, к Христосикам. Подозреваю я заговор. – Это опять говорил Щетина.

– Ладно, хорош болтать, еще услышит, неловко как-то. – Это опять Полоскай.

Голоса опять сошли до полушепота и долго что-то обсуждали. А я, в очередной раз покорившись судьбе, плюнул на все, укрылся головой с курткой и принялся считать до ста.

Утро брызнуло мне в лицо ярчайшим солнцем. Оно вломилось в распахнутую дверь и тут же заструилось вокруг головы стоящего на пороге Изынты на вроде нимба.

- Выходь! – Радостно скомандовал он.

Я тут же вскочил, одновременно сунув в карман руку. Полоскай укоризненно покачал головой.

- Выходь, не боись. Нашлись бобышки–от.

Я сидел у костровища и ел печеную картошку. После трапезы мне предстоял путь, вновь неведомо куда. Несмотря на то, что бобышки нашлись – мне был объявлен суровый приговор – отправляться на все четыре стороны. В гостеприимстве мне было отказано. Прямо как в том анекдоте – ложечки-то нашлись, но впечатление осталось.

Я поел, собрал свои нехитрые пожитки – куртку, нож, точильный брусок, сигареты, спички и несколько деревянных ложек, что наловчился на досуге строгать. Щетина угрюмо сунул мне в руки узелок с какой-то снедью и тихо сказал – ты уж это, прости если там чего, не обессудь, но это.. Народ, короче, против.

- Хорош, ладно? – попросил я его, - и ты не обессудь. И тоже, если чего, прости.

После я пожал руку Полоскаю, а всем остальным поклонился. – И вы меня простите, люди добрые. Спасибо за гостеприимство, а мне и впрямь пора. Зла на вас не держу, и вы, если чем обидел – не держите тоже. Удачи вам. Пока, мужики. И, ни секунды не медля, развернулся и пошел в деревню.

А солнце, восходя, уже подбривало макушки деревьев на горе за деревней, и там, за этим огненным срезом ждали меня неведомые тайные дали.

- Постой. Постой, Витя – раздалось у меня за спиной когда я уже прошел с полдеревни. Это был Полоскай.

- Уходишь?

- Ухожу.

- А куда?

- На кудыкину гору, - огрызнулся я, - куда глаза глядят.

- Не выйти тебе самому.

- Это почему же?

- Не выйти и все. Заплутаешь. Тут ведь окромя нашей деревни и нет ничего.

- Как нет, а Штырин?

- Штырин, ежели по полям, да по горам, - задумался Полоскай, - верст семьдесят будет. А ежели по дороге – так и за сто.

- А до дороги сколько?

- Верст тридцать с гаком. Да не дойдешь ты до дороги – заплутаешь.

- И чего предлагаешь?

- А чего тут предлагать, ясен день – оставаться тебе надо. Ждать машину. Толяна ждать.

Через пятнадцать минут Полоскай уже возился с замком на дверях школы.

- Я тут это, - сбивчиво молотил Полоскай, - ну как бы заместо сторожа здесь, в школе – от. Училка у нас городская... С института к нам сюда, с города... Она на каникулах там у себя. Ну а мне тут чё сторожить-то? И от кого. Одна названия – сторож. Я сюда и не заглядываю. Ну в лето раз может и бываю. Надо было бы по уму-то тебя сразу сюда заселить – да я вишь, запамятовал. Ну начисто из башки вылетело. Тут оно ведь как. С одной стороны жилье учительское и комнатушка для сторожа, а с другой школа. Здесь и поживешь покамест.

Полоскай закончил возню с проржавелым замком, посмотрел на него задумчиво и махнул рукой – а, потом смажу.

- Ты в общем, это в комнатенке тут в моей поживи пока, особо не волнуйся, все нормально. Тут это, дрова, все есть. Колодец во дворе, если что. Лектричество тут проверь. Оно от дизеля работает. Только это, дизеля мало осталось. Я его это... Вот. Книжки у учительницы тут – тебе интересно будет наверное, а я побёг.

Я не знал как благодарить этого человека. Ценного у меня ничего не было, а слов я подобрать не мог. Я только и мог, что растерянно сказать - Спасибо тебе, Вован. Ты настоящий друг.

А настоящий друг как-то смутился, отмахнулся - Да ладно тебе, чего. Чай здесь тоже люди живут, не дейноцефалы, - и попятился к дверям.

- Как "стемнает" – забегу, поговорим. – Произнес Полоскай уже на крыльце и был таков.

7.

Так я начал обживать уже четвертое место жительства. Комнатенка сторожа оказалась такой чисто номинально. После крыльца, сразу за входом в избу было небольшое помещение без окон - сторожка. В ней был деревянный топчан, застеленный мехом из распоротых овчинных полушубков, стул, да небольшой столик. Далее была русская печь и от нее переход в комнату учительницы. Здесь был шкаф с утварью, полки с книгами, аккуратная девичья кровать с металлическими шарами на спинках, кресло, стол, несколько скамеек, и окна в занавесках. Снаружи окна запирали ставни.