Перегной

Мы еще помолчали и покурили. Потом Толян открыл капот своего бобика и погрузился туда по пояс. Я же занялся своими делами. Достал рыбу, соль, луковицу, отыскал зачерствевший хлеб и принялся трапезничать. Толяна приглашать не стал: во-первых – обойдется, буржуй, во-вторых – больно уж он был увлечен копанием в кишках автомобиля. Под эту его увлеченность я тихонько, по-пластунски влез в кузов бобика и осмотрелся. Места в нем было – завались, как я и предполагал. Эх, Толян – сгубит тебя жадность, как того мифического фраера. Повезешь ты меня, как миленький, надо только придумать, как с тобой расплатится. А пока, на всякий случай, посмотрим, что у тебя тут есть вкусненького.

Из вкусненького оказалось: дрожжи, мешки с сахаром, соль, сигареты «Прима», ящик гвоздей, несколько топоров без топорищ, большая бухта крепкой веревки и точильные бруски. Несколько пачек сигарет я без стеснения рассовал по многочисленным карманам куртки. На безрыбье – и рак рыба.

Похоже одну загадку я разгадал – из чего мужики гонять самогон: вон они, дрожжи и сахар, лежат в машине. А сырьем им какая нибудь репа служит, из натурального хозяйства. Происходит, в общем, натуральный обмен, медь на производные для самогона. А медь Толян сдает где-то за деньги, и неплохо наживается. Ну и попутно, как истинный хапуга, забирает еще у Христосиков излишки производства – масло, сыр, а им, опять же подбрасывает то, чего они сами произвести не могут. Гвозди, прочие стройматериалы, соль, сахар.

И причем держит он их на голодном пайке, только чтоб хватало. Иначе Федос давно бы баньку порушил, да новую изладил. Ну Толик, ну коммерсант! Дорого же мне обойдется поездочка с тобой обратно.

Когда Толян закончил копаться в кишках двигателя я, как ни в чем не бывало, стоял возле машины и курил. Толян так ничего и не заметил.

Едва мироед, вытерев руки ветошью, вознамерился сесть на облюбованный им камешек и закурить, как я, будто бы невзначай, опередил его, лишив уже почти достигнутого удобства.

- Возмешь меня с собой?

- Да говорю я тебе, не еду я в Штырин!

- Ну куда едешь – возьми.

- Не могу?

- Почему?

- По кочану! Перегруз у меня. Дорога в гору и через лес размокла. Не выехать.

- Толян, а скажи – «гвоздика»?

- Зачем это?

- Ну скажи – «гвоздика», трудно что ли?

- Ну, гвоздика.

- Не кизди-ка! Как говаривала одна моя штыринская знакомая, потомственный, между прочим, интеллигент.

- У тебя барахла меньше, чем пол кузова. И то ты его здесь сгрузишь. Останется у тебя фляга с маслом, и еще по мелочи. А меди, я её видел, четыре мешка, не больше чем по 100 килограммов. Какой, Толик, нафиг, перегруз?

- Сколько? Четыре мешка по 100 килограммов?!

- Ну да, не больше.

- И все? – Толян разволновался, забегал от камня к машине и обратно, смешно тряся волосатым пузом. Оно нависало над ремнем и выбивалось из-под рубашки. Он, со своим пузом, раскрасневшийся и пыхтящий был сейчас точь-в-точь перевоплотившися в человека жирный кот, застуканный за поеданием хозяйкиной сметаны. Та же паника, затравленность и лихорадочное соображение – куда бы деться.

- А бобышки?

- Какие бобышки?

- Такие тяжелые бобышки.

- Нет, Толян, про бобышки я ничего не знаю.

- Да как не знаешь? – Толян подскочил ко мне и с силой рванул за куртку. - Бобышки где.

- Висеть на крепких руках Толяна, в натянутой на подмышки куртке было больно, а просить отпустить – бессмысленно. Толян обезумел. Я не придумал ничего лучше, чем как-то извернувшись, ткнуть ему зажатой в зубах сигаретой в щеку. От неожиданности он отступился.

Мы сидели, и морщась растирались. Толян тер щеку, а я бока.

- Поможешь погрузить? – спросил он примирительно.

- Нет. Медь не моя, как я чужое грузить буду. Вот если б ты меня подбросил…

- Да не могу я, - глазки Толяна забегали, усы встопорщились, - понимаешь, не могу. Вот на следующей неделе – с нашим удовольствием.

- Толян, я еще куртку свою сверху, в счет проезда кладу.

- Нет, Виктор. Нет. Все. В этот раз не могу. Показывай, давай, где медь.

- Я повел его за вагончик. Там была устроена специальная яма с дощатым настилом. Настил, через ржавую лодочную цепь, перекинутую к намертво вбитой в землю трубе с петлей запирался на чудовищного вида старинный замок.

- Ну и где ключ?

Я сходил в вагончик, в укромное место за ключом.

Толян полез в яму, долго по ней лазил, цокал языком, сокрушался, бормотал, - искал бобышки. Потом вздохнул, подсел, ухватил один мешок и стал поднимать наверх.

- Принимай.

Я принял и потянул. Толян, тужась, толкал снизу. И тут мне в голову пришла мысль как наказать жадного и строптивого засранца. Дождавшись, когда мешок выйдет из ямы, что называется внатяг, когда и Толян держит его на вытянутых руках, подпирая, и я держу уже на уровне груди, я чуть ослабил тягу. Мешок тотчас осел на руки Толяну. Было видно, что руки его мелко подрагивали, на лбу выступила испарина.

- А ведь если я сейчас мешок отпущу, он тебя пожалуй придавит, а, Толян?

- Ты чего. - Просипел тот испуганно.

Я еще чуть припустил мешок. Толян застонал от напряжения.

- Ты чего, Вить? – повторил он, уже срываясь на шепот.