Перегрин

— Что ты с ней делал, что она так орала?! — удивился Гай Публий Минуций, когда я вернулся в предоставленную нам комнату, где на выступе стены уже чадил глиняный светильник.

— То же, что и остальные, только лучше, — ответил я.

— Мать сказала, что с такими способностями ты не пропадешь в Риме! — поделился он.

— Если останусь здесь, — сказал я.

Отвык от многолюдья и суеты больших городов. Мне бы гавань потише, где не надо толкаться локтями с утра до вечера.

13

Я стою на узкой кривой улочке, сбегающей по склону холма Эсквилина к Римскому форуму. Впереди проход перекрыт столпившимися зеваками, которые наблюдают, как отец дерется с дочерью. Поскольку глава семейства жидковат, а девица довольно крупная, несмотря на свои лет тринадцать-четырнадцать, представление обещает быть продолжительным. Никто не вмешивается, потому что отец вправе делать со своими детьми, что хочет, даже убить. Родившегося ребенка отец может признать или не признать и умертвить или продать кому угодно. Так повелось с основателей города Ромула и Рема, отец которых бог Марс не признал сыновей, разрешил бросить их в Тибр. Из реплик зевак я понял, что дочка не захотела выходить замуж за того, кого ей нашли родители, загуляла с другим. Как ни странно, женщины были на стороне отца, требовали жестоко наказать ослушницу родительской воли, а мужчины поддерживали дочь, предлагали оторвать у родителя то, чем он ее породил, видимо, опасаясь, что тем же и убьет.

Оказался я в этом месте случайно. У меня хорошая пространственная ориентация и память на местность, но в Риме это помогает слабо. Каждый день я умудряюсь заблудиться на узких кривых улочках без названий и номеров домов, похожих одна на другую не только внешне, но и вонью, как бы выходящей из стен и брусчатки. Выручает то, что все дороги ведут на форумы, как римляне называют рыночные площади. Вот и сейчас я пытаюсь спуститься на самый главный из них — Римский. На этом форуме в храме Сатурна находится городская сокровищница, в храме Юноны чеканят деньги, а возле базилик Порция, Семпрония и Эмилия постоянно проходят собрания горожан или судебные процессы. Сутяжничество — главное римское хобби, которое позже переймут пиндосы и доведут до абсурда. Желающий обратить на себя внимание юноша из приличной римской семьи должен найти известного государственного деятеля и засудить его за что угодно, чтобы самому стать чиновником и потенциальной жертвой. Главным доказательством вины или невиновности являются ораторские способности: кто красивее выскажется, тот и победит в суде. Послушал я несколько судебных процессов. Должен признать, что умение красиво болтать римляне довели до уровня искусства.

Драка закончилась внезапно. Отец таки сумел схватить свое рослое дитяте за волосы. Она сделать с ним то же и замереть в клинче, как часто бывает у дерущихся баб, не смогла, поскольку его череп был гол, как колено. Процесс стал односторонним — дочка выгребала до тех пор, пока не заревела во весь голос. После чего ее, согнутую и униженную, отвели в дом. Зеваки сразу рассосались, на улице осталась всего пара человек. Видимо, все остальные были жильцами двух шестиэтажных инсул, на улочке между которыми и происходил воспитательный процесс.

Я спустился на Римский форум, прошел межу двумя рядами меняльных лавок, подумав, что любой нумизмат из двадцать первого века отдал бы всё, чтобы оказаться здесь и выменять монеты самых разных стран и эпох. Иногда попадались монеты, о которых даже прожженные менялы не могли сказать ничего, кроме предполагаемого металла и веса. В базиликах закончились суды и совещания, но народ продолжил болтать, стоя просто так или в очереди к цирюльникам, большинство из которых работало прямо на улице под открытым небом. Клиент садился на трехногую табуретку, обычно хлипкую, чтобы сразу развалилась, если решит «отблагодарить» ею мастера. Цирюльник обматывал вокруг шеи кусок ткани, грязной за редким исключением, вручал клиенту бронзовое зеркало, чтобы тот имел возможность контролировать процесс, после чего приступал к делу. У римлян сейчас в моде безволосые лица и тела. Волосы удаляют бритвами, пинцетами и специальной смолой, которую намазывают на тело, а потом срывают вместе с растительностью. Гай Публий Минуций, подвергший себя такой процедуре на второй день после приезда, сказал, что смола лучше, чем пинцет, но болезненней бритвы. Кожу на обработанных местах потом натирали пемзой. Волосы на голове завивали и подкрашивали. Демонстрировать седину считается неприличным. Мужской маникюр в порядке вещей.