Перегрузка

Продолжить они не успели: их окружили люди, нужно было с кем-то знакомиться, кому-то пожимать руки. Из двух дюжин собравшихся Ним знал всего несколько человек. Большинство уже приступили к трапезе и держали в руках тарелки, наполненные вкусностями.

– Пойдем, Нимрод! – Теща сжала его руку железной хваткой и потащила из гостиной в столовую, где был сервирован роскошный фуршетный стол. – С остальными потом познакомишься. Пока подкрепись, а то скоро в обморок упадешь от голода, – скомандовала Рахиль и принялась накладывать ему еду на тарелку так щедро, будто завтра наступал Йом-Киппур, когда надо поститься. Стол ломился от разновидностей книшей, кишке в чолнте, кугеля с лапшой, голубцов и холодца. Было выставлено и сладкое – медовый торт, штрудель, пирожки с яблоками.

Ним налил себе белого израильского вина с виноградников Кармель.

Когда он вернулся в гостиную, стало ясно, зачем они сегодня собрались. Как объяснил хозяин дома, Рош ха-Шана ла’Иланот в Израиле отмечают, высаживая деревья, а в Северной Америке – угощаясь фруктами, которых еще не ели в этом иудейском году. Аарон Нойбергер и другие гости угощались фигами с расставленных по комнате блюд.

Помимо этого, Нойбергеры собирали пожертвования на посадку деревьев в Израиле. Несколько пятидесяти- и двадцатидолларовых купюр уже лежали на специальном серебряном подносе. Ним положил двадцать долларов и тоже взял с блюда плод.

– Да простится мне чудовищный каламбур, но, похоже, всем нам не по фигу, – донесся голос позади него.

Ним обернулся. Голос принадлежал маленькому пожилому человечку с пухлым жизнерадостным лицом и копной совершенно седых волос. Ним узнал его – врач-терапевт, к которому иногда обращались Нойбергеры.

– Добрый день, доктор Левин. – Ним отсалютовал ему бокалом. – Лехаим!

– Лехаим… Как ты, Ним? Тебя нечасто увидишь на наших еврейских сборищах. Удивлен, что ты заинтересовался Святой землей.

– Я не религиозен, доктор.

– Я тоже, Ним. В смотровом кабинете я ориентируюсь куда лучше, чем в синагоге. – Доктор доел фигу, которую держал, и выбрал на блюде еще одну. – Но мне нравятся ритуалы и церемонии – и древняя история нашего народа. Знаешь, евреев ведь связывает не религия, а ощущение общности, которому уже пять тысяч лет. Долгий, очень долгий срок. Никогда об этом не думал?

– Раз уж вы спрашиваете – думал, и в последнее время довольно много.

Старик бросил на него острый взгляд.

– Не находишь себе покоя, да? Все пытаешься понять, насколько ты еврей? Точнее, насколько можно быть евреем, если не погружаться в церемониальные хитросплетения, как старина Аарон?

Ним улыбнулся при упоминании тестя. Тот, в противоположном конце комнаты, отвел новоприбывшего гостя в уголок и с величайшей серьезностью расписывал ему историю Ту би-Шват: «…берет свое начало в Талмуде…»

– Что-то вроде того.

– Тогда позволь мне дать тебе совет, сынок. Ни о чем не тревожься. Делай как я: радуйся тому, что ты еврей, гордись достижениями нашего народа, а что до остального – выбирай, что тебе по душе. Если хочешь, отмечай священные праздники – лично я в эти дни беру выходной и еду на рыбалку, – а не хочешь, по мне, и в этом ничего зазорного нет.

Ним почувствовал, как в нем растет симпатия к жизнерадостному маленькому доктору.

– Отец моего отца был раввином – я хорошо его помню, такой добрый дедушка, – но отец порвал с религией.

– И ты задумываешься, не стоит ли тебе вновь к ней обратиться?

– Пожалуй, хотя не слишком всерьез.

– В любом случае – забудь. Ни тебе, ни мне не удастся так вывернуть мозги, чтобы стать практикующим иудеем. Попробуй сходи в синагогу – и тут же это поймешь. То, что ты чувствуешь, – просто ностальгия, тоска по прошлому. Ничего дурного в ней нет, но не стоит искать более глубоких причин.

– Может быть, – задумчиво сказал Ним.

– Скажу тебе еще кое-что. Такие, как мы, вспоминают об иудаизме примерно так же, как вспоминают старых друзей. Да, мы их любим и нам порой неловко, что мы давно не виделись… Я тоже все это испытал, когда ездил с группой в Израиль.

– С религиозной группой?

– Нет. Поехали бизнесмены, несколько врачей вроде меня, пара адвокатов. – Доктор Левин усмехнулся. – Почти ни у кого не было с собой кипы. Мне пришлось одолжить ее, когда я пошел к Стене плача в Иерусалиме. И все равно, сильное было переживание. Я ощутил единение, гордость… Ощутил, что я – еврей и всегда им буду!

– А у вас есть дети? – спросил Ним.

Доктор покачал головой:

– Нет. Моя дорогая жена – упокой Господь ее душу!.. – мы с ней всегда сожалели, что не получилось.

– У нас двое: девочка и мальчик.

– Да, помню. Ты из-за них стал задумываться о религии?

Ним улыбнулся:

– Похоже, вы сами знаете все ответы.

– Видимо потому, что все их не раз слышал. Я давно живу на свете. Не тревожься о детях, Ним. Научи их быть порядочными людьми – уверен, ты так и делаешь. В остальном они сами разберутся.

Следующий вопрос напрашивался. Ним поколебался, потом все-таки спросил:

– Поможет ли бар-мицва моему сыну разобраться?