Перегрузка

Кисть руки была вся покрыта красными рубцами и шрамами. Двух пальцев не хватало – остались лишь обрубки разной длины с торчащими ошметками плоти. Остальные, хоть и на месте, были сильно искорежены. Один палец изгибался под неестественным углом, обнажая участок пожелтевшей, высохшей кости.

Нэнси затошнило.

– Господи боже, что у вас с рукой?

Иветта опустила глаза и, спохватившись, быстро натянула перчатку.

– Что произошло? – настаивала Нэнси.

– Это… несчастный случай.

– Но кто так все оставил? Врач?

– Я не ходила к врачу, – сказала Иветта, едва сдерживая рыдания. – Они мне не позволили.

– Кто? – Нэнси почувствовала, как в ней поднимается гнев. – Бердсон?

Девушка кивнула:

– И Йоргос.

– Йоргос – это еще кто такой? И почему они не отвезли вас в больницу? – Потянувшись через стол, Нэнси взяла Иветту за здоровую руку. – Я хочу вам помочь! И могу! Руку еще можно вылечить, пока не поздно.

Иветта покачала головой. Ее лицо вновь стало равнодушным и лишенным выражения, как будто она полностью смирилась со своей участью.

– Поговорите со мной, – умоляла Нэнси. – Расскажите, что происходит.

Иветта выдохнула, затем вдруг потянулась за лежавшей на полу потертой коричневой сумкой. Вытащив две кассеты, она положила их на стол и пододвинула к Нэнси.

– Все там, – сказала она и, допив одним глотком пиво, встала, собираясь уйти.

– Эй! – запротестовала Нэнси. – Не уходите! Мы же только начали. Поясните мне, что там, на кассетах, и мы обсудим…

– Все там, – повторила девушка.

Секундой позже отворилась входная дверь, на мгновение впустив лучи света, и Иветта скрылась из виду.

Нэнси с любопытством повертела кассеты в руке. Дешевые, по доллару за упаковку. На кассетах стояли цифры 1, 2, 3, 4 на разных сторонах. Ладно, можно их послушать дома сегодня вечером и разобраться, есть ли там что-то стоящее. Жаль, конечно, лучше бы Иветта сама рассказала что-то определенное.

Допив пиво, Нэнси расплатилась и вышла из бара. Через полчаса она уже была в редакции «Экземинер» и погрузилась в текущую работу.

Глава 3

Сказав Нэнси Молино, что больше не боится, Иветта не солгала. Вчера она приняла решение, положившее конец ее сиюминутным тревогам и освободившее от всех сомнений, волнений, боли и, главное, всепоглощающего страха, в котором она жила месяцами, – страха, что ее арестуют и дадут пожизненное.

Решение заключалось в том, что, передав кассеты чернокожей журналистке, которая наверняка во всем разбирается и знает, что с ними делать, Иветта покончит с собой. Сегодня утром, в последний раз уходя из дома на Крокер-стрит, она взяла все необходимое.

Кассеты были переданы по адресу – аккуратно и кропотливо сведенные Иветтой записи с доказательствами вины Йоргоса и Дэйви Бердсона, где раскрывались все их прошлые и нынешние замыслы, включая сценарий теракта, запланированного на сегодняшний вечер – точнее, на три часа ночи – в отеле «Христофор Колумб». Йоргос думал, она про это не знает, но она знала.

Сейчас, уходя из бара после того, как все было сделано, Иветта чувствовала умиротворение.

Наконец-то.

Ничего подобного она не испытывала давно. Уж точно не за время жизни с Йоргосом. Конечно, поначалу отношения с ним ее захватили: слушать умные разговоры, помогать в важных делах… Все остальное отступило на второй план. И только потом – слишком поздно, как оказалось, – она начала задумываться: а может, Йоргос не в себе, может, несмотря на весь его ум и ученые степени, он стал… как это называется? Извращенцем?

Теперь она окончательно убедилась, что так и есть: Йоргос – больной. Или вовсе ненормальный.

И все же Иветта по-прежнему была к нему привязана. Даже сейчас, сделав то, что сделала. Она надеялась, что ему не будет очень больно и не придется слишком страдать; хотя кто знает, что с ним сделают, когда журналистка послушает кассеты и расскажет про них кому следует.

Что до Дэйви Бердсона… Иветте было плевать. Его она никогда не любила. Он злой и жестокий, никогда не проявляет доброты даже в мелочах, как Йоргос, хотя Йоргосу и не положено, ведь он революционер. С Бердсоном пусть делают что угодно – убьют хоть сегодня или отправят гнить в тюрьму. Собственно, на что-то подобное она и рассчитывала. Иветта винила его во всех несчастьях, которые на них обрушились. Нападение на «Христофор Колумб» тоже придумал Бердсон – про это было в магнитофонных записях.

Тут она поняла: а ведь ей никогда не узнать, что в итоге случится с Бердсоном или с Йоргосом, потому что сама она будет уже мертва.

Господи, ей ведь всего двадцать два, она только начала жить!

Но провести всю жизнь в тюрьме еще хуже. Лучше уж смерть.

Иветта продолжала шагать вперед. Она знала, куда направляется, – идти было примерно полчаса.

Впервые она поняла, во что вляпалась, меньше четырех месяцев назад – примерно через неделю после той ночи на холме в Милфилде, когда Йоргос прикончил двух охранников.