Перегрузка

«Фолькскваген» был ценен и еще по ряду причин. Например, под дверью имелось секретное отделение, где, аккуратно обернутые в пенополиуретан, лежали двенадцать цилиндрических бомбочек с часовым механизмом. Также в фургоне находилась миниатюрная надувная лодка, плотно упакованная в небольшой сверток, и снаряжение для подводного плавания, купленные месяц назад в спортивном магазине.

Все эти предметы были необходимы для его смелой задумки.

После возвращения фургона Йоргос в основном сидел в квартире, только время от времени выходил за продуктами, причем из осторожности в разные магазины. Он также носил легкие перчатки, чтобы скрыть пятна на руках, и, желая хоть немного изменить внешность, сбрил усы. А еще он пристально следил за газетными материалами о «Друзьях свободы» и взрывах в отеле – во‐первых, ему нравилось читать о себе, а во‐вторых, нужно было черпать информацию о действиях полиции и ФБР. Брошенный в Норт-Касле пикап «Службы пожарной безопасности» упоминался несколько раз, но все чаще встречались предположения, что террористу удалось ускользнуть из города и теперь он уже на Восточном побережье. В одной из сводок говорилось, будто его видели в Цинциннати.

Отлично! Все, что отвлекает внимание, – хорошо и полезно.

Читая в первый день «Калифорния экземинер», Йоргос с удивлением осознал, как много стало известно о его деятельности благодаря репортеру Нэнси Молино, а в последствии понял: Иветта каким-то образом прознала о его планах и предала. Иначе битва в отеле «Христофор Колумб» (про себя Йоргос называл произошедшее именно так) стала бы для «Друзей свободы» не позорным поражением, а славной победой.

Йоргосу следовало бы ненавидеть Иветту, но почему-то не удавалось: ни сразу, ни потом. Вместо этого он, сам стыдясь своей слабости, ощущал, что ему жаль ее, покончившую с собой на Одиноком холме (судя по статье в газете).

Как ни удивительно, он скучал по Иветте. Быть может, приближение конца туманило разум и навевало сентиментальность. Если так, то оставалось порадоваться, что соратники ничего об этом не узнают.

Газеты многое раскопали и про жизнь самого Йоргоса. Предприимчивый репортер разыскал в Нью-Йорке запись о его рождении и выяснил, что Йоргос – внебрачный сын греческой кинозвезды и богатого американского плейбоя Уинслоу, внука одного из пионеров автомобильной индустрии.

Постепенно, фрагмент за фрагментом, картина сложилась целиком. Кинозвезда не желала признавать, что родила ребенка, дабы не нарушать образ вечно юной девы. Плейбой заботился лишь о том, чтобы избежать любой ответственности. Йоргоса убрали с глаз подальше и все детство передавали от одних приемных родителей другим. Фамилия Аршамбо принадлежала одному из ответвлений материнской семьи. К девяти годам Йоргос видел отца всего раз, мать – три, а после – уже никого ни разу. Ребенком он отчаянно стремился узнать родителей поближе, они же – по разным, но одинаково эгоистичным причинам – так же отчаянно стремились этого избежать.

Пожалуй, можно было сказать, что мать Йоргоса все же вела себя порядочнее, чем отец: по крайней мере поддерживала Йоргоса материально, переводила ему значительные суммы через юридическую фирму в Афинах. Эти деньги позволили молодому человеку закончить Йельский университет и получить докторскую степень, а позднее – финансировать «Друзей свободы».

Теперь бывшая киноактриса, давно утратившая красоту и юность, отвечала на вопросы журналистов: мол, была шокирована, узнав, куда шли ее деньги. Впрочем, она явно наслаждалась тем, что вновь находится в центре внимания: в последнее время она жила в безвестности, в обшарпанной квартирке на окраине Афин, и пристрастилась к алкоголю. Здоровье ее также пошатнулось, хотя природу своих недугов престарелая актриса не раскрывала.

Услышав в подробностях, чем занимался Йоргос, она воскликнула: «Он мне не сын, он злобное чудовище!»

Однако когда женщина-репортер спросила, не считает ли она, что в случившемся во многом повинно ее собственное равнодушие к ребенку, бывшая кинозвезда плюнула журналистке в лицо.

Стареющий плейбой – отец Йоргоса – в течение нескольких дней избегал прессы. Затем, когда репортер обнаружил его в баре на 59-й улице Манхэттена, сперва вообще отрицал свою связь с греческой актрисой, а потом, когда ему предъявили документальные доказательства отцовства, пожал плечами и заявил: «Мой совет полицейским – стрелять в ублюдка на поражение».

Йоргосу довелось прочитать слова родителей. Они его не удивили, только еще больше разожгли ненависть ко всему сущему. Теперь, в последнюю неделю апреля, он решил, что настала пора действовать. С одной стороны, нельзя было надеяться, что ему долго удастся скрываться: всего два дня назад, покупая вечером продукты в небольшом супермаркете, он заметил, что другой покупатель как будто рассматривает его слишком пристально. Йоргос поспешно ушел. С другой стороны, наверное, к этому времени первоначальная шумиха немного поутихла, фотографии исчезли из СМИ, и люди могли о нем позабыть.