— Да-а-а, вот здесь вспыхнуло было восстание двух батальонов севастопольской крепостной артиллерии. Неплюев хулит службу полицейскую и жандармскую, хотя совсем не знает, кто помог подавить это восстание и не дал орудиям ни разу выстрелить по дворцу вице-адмирала Чухнина. А ведь это мы сделали через нашего агента Дадалова. Этот мнимый слепец ловко подсунул в социал-демократическую группу артиллеристов двух провокаторов. Они, держа все время нас в курсе событий, подтолкнули революционеров начать восстание в невыгодных для них условиях, а потом затормозили его в полном соответствии с нашими указаниями… Обидно, что Неплюев недооценивает нас… А что вот здесь еще сохраняется существенная опасность, не мы виноваты. — Директор отыскал на карте форт литеры "А", промерил расстояние циркулем и линейкой, досадливо крякнул: — Всего пять верст восточнее Севастополя, рядом с развалинами древнего Херсонеса… Опасно. Но виноваты не мы, а само командование. Не взирая на наши предостережения, оно продолжало направлять на этот трудный участок самых неблагонадежных из числа проштрафившихся. Вот и донаправлялись. Наша разведка уверяет, что восстание на кораблях и на форте готовится усердно проникающими туда социал-демократическими агитаторами.
Командование не понимает, так я ему должен подсказать: гарнизон литерного форта, в случае успеха восстания, сможет захватить расположенные неподалеку батареи крепостной артиллерии. М-м-мда! — Директор сморщил лоб, пожевал губами. — Тогда восставшие возьмут под огневой контроль выход кораблей из Северной бухты и вообще продиктуют свою волю расположенной там эскадре. Ведь одиннадцатидюймовые крепостные орудия — страшная игрушка. Нет-нет, мы не допустим! А что же нам нужно делать? — Директор задумался, молча шагая по кабинету, потом, осененный пришедшей в ум мыслью, присел у стола и, выискивая какую-то бумагу, ворчал:
— Мы должны разделить силы крамольников по частям — одних ударить, других просто устрашить, третьих помягче отодвинуть в сторону и показать им, что мы — цивилизованные люди, а не звери.
Найдя бумагу и просмотрев ее, директор сам себе сказал:
— Губернатор пишет, что ждет наших указаний. Он полагает, что я предпишу посадить в тюрьму школьного инспектора вместе с мальчишками, не захотевшими петь царский гимн. Не-е-ет, господин губернатор, у меня есть свой ум… Конечно, в Севастополь и в Курск мы пошлем подкрепление. Что же касается всего остального, то…
Несколько минут, опершись лбом на ладони, директор пребывал в задумчивости, даже в оцепенении. Потом взял перо и косыми строчками решительно написал по тексту донесения:
"Прямых улик не имеется. Недостаточно же для ареста человека одного слова "Биография". Мы, слава богу, цивилизованные люди. Не допустим сами и посоветуем продолжателям нашим не лишать подданных государства Российского свободы и радости жизни из-за одного только избранного ими девиза. Не нужно без всякой необходимости дразнить людей, их слишком много!"
20. НА АЗОВСКУЮ, 27
5 июня 1906 года состоялась встреча Никиты Кабанова с артиллеристом Борисом Мельниковым и членом Севастопольского городского Комитета РСДРП Василием Мигачевым.
Спорили о часе восстания, уточняли сигналы связи, оценивали обстановку.
— Взвесив все изложенные здесь факты, вношу предложение отложить восстание на более благоприятное время, — сказал Никита.
— Но почему? — в один голос прервали его собеседники.
— А потому, что обстановка в стране не благоприятствует нашему плану. Пыхнем и…окажемся в изоляции…
— Вы, товарищ Кабанов, напрасно оцениваете обстановку лишь с военной точки зрения, — категорически и горячо заговорил Мигачев, перебивая Кабанова и наседая на него грудью. — Нужно больше отвести места политике. Разве вы не знаете, что в пламени политики, как яблоки в солнечном саду, события дозревают быстрее. Вы понимаете, солнце надежды мы не имеем права гасить из-за вашей излишней осторожности и, извините меня, кунктаторской медлительности. Я не узнаю вас, вы раньше казались мне более решительным и смелым. Вам, как военному, совершенно ясно, что медлительностью можно снизить, свести до минимума боевые качества борцов, ожидающих нашего сигнала к действию. Сейчас каждый из них стоит десятка царских солдат, и мы не имеем права расхищать это их качество проявлением у нас чувства трусости…
— Не трусость, а ответственность за судьбы людей и за дело революции диктуют моей совести настоятельное требование отложить срок восстания. Мы должны, поскольку требует обстановка, не позже завтра обсудить этот вопрос на совещании социал-демократических представителей войсковых частей…
— Да, пожалуй, так будет лучше, — вымолвил Борис Мельников, колебавшийся до этого в выборе своей позиции, так как логически доводы спорящих казались ему одинаково убедительными.