Член Уездного Комитета РСДРП Наместников высадил плечом раму, махнул через окно. Моментально хватил одного казака за ногу, вышвырнул из седла, а сам в стремя и помчался в сторону Сабуровки.
Воспользовавшись, что казаки за ним бросились в погоню, я нырнул в школьный дровяной сарай. Сквозь щель мне видно, как погнали арестованных Зиборова и Потанина, писаря и нескольких мужиков к управе. Меня тоже разыскивают, чтобы арестовать. Но я, как стемнеет, уйду в Рождественку. И вы туда приходите. Но только сначала завершите работу, чтобы ни у кого из властей не выпало против подозрения…
…………………………………………………………………………………
Через день, закончив работу и опробовав сложенную печь, Трифон с Иваном взвалили свои инструменты на плечи, двинулись в путь.
На пролегавшей через лес дороге их встретил парень.
— Вот, от казаков прячусь, — рассказал он. — Вчера гнались они за Наместниковым, а мы вступились. Дробовиками их стреляли, цепами и дубинами колотили. Троих поубивали до смерти, остальных чертей чубатых бегом прогнали. Но тут подоспел уездный исправник с отрядом. Начали они залпами бухать. Фетиску Кривошеева смертоубийственно поранили. Скончался. До смерти застрелили Ефимию Винникову, это мою соседку. Раненого в ногу Наместникова отвезли в тюремную больницу и, говорят, цепью к стене приковали, — парень вдруг прервал рассказ, повернул Каблукова за плечи лицом вдоль лесной просеки: — Видите, Николка Лазебный объявился. Неужели и в Рождестенке ему не дали житья?
— Здравствуйте, братцы! — поклонился Лазебный, шагнул поближе и присел на траву, сказал: — В Рождественку, братцы, понагнали казачья и солдат, так что туда и носа не показывайте. Я еле убежал оттуда…
— Ну, а куда же нам? Может, в Плотавец, к знакомым? — спросил Трифон. Но парень замахал на него руками.
— Разве не знаете, что тамошний поп отец Захар мужиков выпытывал насчет их мнения о писателе Некрасове "Кому на Руси жить хорошо?" Ну, так вот, этот отец Захар становому приставу донес о мужицких мнениях, а тот приехал и плетью пригрожает, орет: "Вы царя-батюшку обидели, так я вас в Сибирь позагоню!" Да он вас, чужаков, в один момент зацапает…
— Конечно, в Плотавец нам нельзя, — вздыхая и почесывая за ухом, согласился Лазебный. — Жаль, не хватает мне двух годов для армии. Попал бы я к ружью или к пушке. О, братцы, ей-богу, ушел бы в Севастополь на батареи или на корабли и показал бы царю-батюшке кукиш. Ведь пушка — это не дубина и не дробовик с бекасиным зарядом…
— Ну и драчун ты, Николка! — усмехнулся Трифон. — Что твой петух…
— Без драки теперь не прожить, — возразил Лазебный. — И ты с Иваном поможешь мне…
— У меня характер осторожный, — возразил Трифон. — Надо лучше подыскать работу в городе и подождать до прояснения. А ты, парень, пойдешь с нами?
— Не люблю город, — возразил парень. — Там и до ветру сходить негде. Войдешь в этот самый клозет, густой вонью до смерти убьет. Лучше я пересижу лесу. А лучше еще и так будет: запущу красного петуха в стреху барского имения Дмитриева. Опостылел он мне, собачья его морда. Полюбуюсь, как будут казаки пожар тушить…
— Все же, если в город потянет и с нами захочешь встретиться, найди в слободе Казацкой Ваньку Рябчукова. Он тебе поможет насчет работы и с нами поможет встретиться…
— Счастливый вам путь, — сказал Лазебный, прощаясь с Бездомным и Каблуковым. — Я пока остаюсь в лесу. Но верю, что все равно наши пути приведут нас на один и тот же перекресток дорог.
………………………………………………………………………………..
Рябчуков встретил Трифона с Каблуковым радушно.
— О расправе казаков над сабуровцами я уже знаю, — сказал он, усаживая неожиданных гостей за стол с дымящимися мисками супа. — А еще и для вас есть новость. Приехал вчера из Воронежа на крахмальный завод наш общий знакомый Петр Иванович Шабуров…
— Это паровозный механик, с которым мы вместе бастовали в Армавире?! — привстав от волнения, спросил Каблуков.
Рябчуков быстро приложил палец к губам, повел глазами на сына, листавшего журнал "Родина" за 1903-й год. А когда тот на минутку вышел и загремел черпаком в кадке с водой, полушепотом добавил: — Петр Иванович теперь на нелегальном положении. Его разыскивают жандармы в связи с арестом его друга, организатора армавирской подпольной типографии Федора Шавишвили. Был у нас недавно Федор Данилович Ширяев из Щигровского Крестьянского Союза. Он передал мне паспорт для Петра Ивановича и рассказал все вот эти новости, просил помочь Шабурову с жильем и работой. Устроили Петра Ивановича коногоном на заводском приводе. У него теперь паспорт на имя Петра Турбина. Вот какая жизнь стала…
— Наша жизнь хрусткая, — схлебнув с ложки и прожевал кусок хлеба, сказал Трифон. — Мы бы готовы и в коногоны и куда угодно, лишь бы хлеб. Ты как, Иван?
— Мое дело ломкое, — покосился Каблуков на Трифона. — Где работать, там и работать. Но ежели бы рядом с Петром Ивановичем, то с большим моим удовольствием…