Перекресток трех дорог

– Кто бы вас туда одних отпустил, – отмахнулся Харад. – Отправитесь от моего имени, героями, в карете да с сопровождением, как положено. А любые вопросы пусть направляют мне, коль желают иметь дела с моим человеком, да, Йорги?

– Будет по слову твоему, мой тан, – с нескрываемым весельем отозвался Ульд. – Лишь бы после то не вылилось бедой для тебя да города.

– До Бъёла три луны, – успокоил Огаф. – Головы им изморочим переговорами вдоволь, а после битвы уже от обвинений не останется следа. Мерг у порога Фелба – доказательство похлеще дохлого крысёныша в подворотне. Да князь того, что мнимые преступники и Олкуд вступили с врагом в сражение за земли Фелбера, отрицать не станет в жизни.

– Но ежели от остальных танов моя поддержка вас убережёт точно, – сказал Харад хмуро, – то на порог к князю лучше всё же не соваться без лишней нужды. В Фелбе разбираться не станут, упрячут в темницу разом, а я-то вытащу, но лишь Йорги и незнамо когда.

– Что в столицу нам хода теперь нет, мы уже смирились, – с печальной усмешкой кивнул Ферр. – Буду остальным петь. В любом случае, сейчас важна не толпа воинов, а народная молва да жрецы, что подхватят песни. Сначала предупредим, расскажем, а когда отгремит первая битва, станем уже собирать смельчаков.

В замке Олкуда оказалось спокойно да хорошо, но времени на безделье больше не осталось и капли. Коль в Бъёл разыграется судьба в пользу людей, герои должны исчезнуть ото всех на три долгие весны, и песни Тагни той порой следовало растащить по свету жрецам Ирд, а для того они должны услышать слова вестника. Три дня Ферр вечерами пел в городе, а дальше закружила друзей кутерьма дорог. Под защитой Харада, с его людьми да в дорогой карете они колесили по замкам, городам и поселениям Фелбера, рассказывали о грядущем, предупреждали о наваждении, которое всё чаще появлялось теперь в срединном мире, а чем ближе оказывался летний праздник, тем гуще и вездесущей становилось.

Путешествовали нынче господами знатными, а смотрелись не в пример лучше тех оборванцев, что вылезли к свету из кургана после двух недель беготни по лесам: Мельха расстаралась устроить так, чтобы героев в них разглядел любой человек Ирда. Но столь же тёплой встречи, как у тана Харада, им более нигде не досталось. Простой люд пугали песни вестника, тяжёлые времена, легендарное оружие в руках незнакомцев, а их владыки смотрели обиженными волчатами, ибо преступники, за коих можно заслужить милости князя, стояли совсем рядом, но добраться до них не удавалось. И всё же медленно, но верно слова Ферра подхватывали другие жрецы, разносили сплетнями горожане да сельчане, опасливые взгляды сменялись при его выступлениях на задумчивые или вовсе дружелюбные, а мелодии ветров помогали забыть тревоги и обрести уверенность.

Коль позволяла возможность, друзья сразу же возвращались в Олкуд. Тут их всегда ждали, народ слушал песни Тагни с особым удовольствием, а Ульда вовсе прозвали за глаза своим Йорги: не захотели позабыть, что сын бога отказался покинуть тана да обещал служить ему и впредь. Ферр с печальной улыбкой вспоминал прошлую тоску от безделья в замке, думал, что теперь бы точно сыскал в этих стенах приятную компанию и множество занятий, да только нынче покоя ему позволено уже не было. Дни утекали сквозь пальцы, сменяли друг друга луны, в каждом вечере коих звучали истории вестника, а к первому месяцу лета туманов наваждения в Ирд выбралось столько, что уже ни Балларг с Радга, ни сами друзья не сомневались: на сей раз битва неминуема и грянет на Бъёл точно.

С окончанием весны начались у Ферра странные сны. Стоило закрыть глаза, как он видел древний лес, залитый лучами солнца. Касался листвы тёплый ветерок, нёс откуда-то пленительную песню. Жрец брёл по тропинкам, выглядывал певунью, и по утрам вдруг стало тяжко вставать, людская суета да дела принялись злить, а он жаждал лишь вернуться к чудесной мелодии вновь, отыскать, не отпускать от себя более никогда.

Так продолжалось с неделю, и этим временем выступления Тагни тяготили Ферра, друзья не замечали привычной хитрой усмешки в его взоре: на смену ей пришло немое раздражение. По вечерам жрец сбегал ото всех первым, спешил поскорее уснуть, лишь бы вновь услыхать колдовской голос в дивном летнем лесу. Эйдре и Ульд пытались вызнать, что случилось, но он не хотел беседовать, отговаривался резкими словами или вовсе уходил прочь молча.

Однажды ночью у быстрого ручья он отыскал ту, кто терзал его разум. Прекрасная дева сидела на траве у берега, напевала, пропускала меж длинными пальцами серебристые струи воды. Тёмные волосы упругими локонами рассыпались по плечам, в бездонных сапфировых глазах застыла печаль, кольнувшая сердце жреца болезненной тоской. Незнакомка увидела Ферра, поднялась, и тонкая ткань почти прозрачного платья открыла взору изящную фигуру, а солнце озарило нежную золотую кожу.

– Я боялась, что ты не придёшь. – В чарующем голосе скользнули мелодии флейты и арфы. – Бросишь меня здесь одну.