Перекресток утопий

Возможно, я слишком категоричен. Довольно велик круг произведений, в которых выдвинута оригинальная, иногда даже философская гипотеза, и если к ней прибавляются определенные литературные способности авторов, то результат может получиться неплохим. Я ведь и сам называю научной фантастикой такие произведения, как «Страна багровых туч» А. и Б.Стругацких, «ГЧ» Ю.Долгушина, «Экипаж „Меконга“» Е.Войскунского и И.Лукодьянова, рассказы Г.Альтова, А.Днепрова… Но они научны главным образом потому, что в них идет речь о науке, об ученых. И если бы дело этим ограничивалось, то и споров не возникало — что ж, существует еще и такой фантастический подвид. Ну и пусть себе существует. Если на два главных требования, которые я выдвигаю перед любой книжкой — «зачем» и «как» она написана, отвечено с привлечением научного материала, то, ради Бога, издавайте, продавайте, читайте.

Но защитники научности видели в «научности» не только главный единственный признак фантастики. Я уже приводил примеры того, к чему приводит забвение основополагающих литературно-этических принципов, на которых веками строилось грандиозное здание, этаж в котором занимает и фантастика, несмотря на всю ее специфичность.

Если после эклектичного Ж.Верна какие-то колебания относительно природы фантастики еще могли появляться, то всякие сомнения должны были исчезнуть после появления произведений Уэллса и Чапека. Но Уэллс и Чапек были все же одинокими вершинами. Конечно, к этим именам стоило бы уже тогда прибавить Замятина, Хаксли, Орвелла, но, как верно заметил американский исследователь Л.Сарджент:

«До 1940 года никому и в голову не приходило, что научная фантастика — часть утопической литературы. Сегодня утопический роман существует почти исключительно как тенденция научной фантастики».

А после появления на литературной сцене Булгакова, Стругацких, Лема, Брэдбери, Шекли, сумевших поднять некогда второстепенный вид до горных высот, казалось бы, дискуссии о природе фантастики потеряли смысл. Должны были бы отпасть. Фантастика — часть художественной литературы, она должна подчиняться ее требованиям, и только в этом случае она имеет право именоваться этой частью.

Тем не менее, антихудожественная «научная» фантастика устояла, и устояла еще по одной прозаической, но, может быть, главной причине. НЛ писать очень легко. Какие уж тут муки творчества… Ее можно выдавать километрами, милями, кабельтовами…

Столь длинное и еще не закончившееся вступление понадобилось мне для того, чтобы было ясно, что НЛ — это вовсе не те книги, которые мне по каким-то причинам не нравятся, представляются ошибочными или даже вредными. У таких есть свои идеи, а с идеями, по крайней мере, можно спорить, как я спорил с книгами С.Снегова или Б.Лапина.

Тут же речь пойдет о книгах, в которых, повторяю, нет никаких идей. Имея дело с НЛ, спорить можно только с фактом их публикации.

Началось все с тех же 20-х годов. Мы уже имели возможность познакомиться с требованиями Я.Дорфмана, но еще до него вот какие условия выдвигал перед авторами журнал «Всемирный следопыт» в 1928 году, подводя итоги литературного конкурса:

«2. Научно-фантастическая. Хотя эта категория дала много рассказов, но из них мало с новыми проблемам, сколько-нибудь обоснованными научно и с оригинальной их трактовкой. Особенно жаль, что совсем мало поступило рассказов по главному вопросу, выдвинутому требованиями конкурса, именно химизации… Весьма удачной по идее и содержанию следует признать „Золотые россыпи“ — эту бодрую обоснованную повесть о химизации полевого участка личной энергией крестьянского юноши…»

Начни мы доказывать, что невозможно написать произведение, относящееся к изящной словесности, в котором прославлялась бы химизация полевого участка, устроители конкурса нас бы не поняли.