Перепись

— Ну, началось! Попала на рельсы и похала! Теперь ужь безъ конца…

Дти вскочили изъ-за стола и уходили изъ столовой. Бонна шла за ними.

Отецъ семейства развернулъ газету. Мать стала прятать чайницу и сахарницу въ буфетный шкафъ. Бабушку никто не слушалъ, а она продолжала:

— Въ крымскую кампанію у насъ домъ сгорлъ, а въ замиреніе, когда замиреніе вышло, дочь у меня померла…

III

Было утро. Вдова Агнія Павловна Магарычева сидла около мднаго кофейника, поставленнаго на подносъ вмст съ чашками, сахарницей и молочникомъ и смотрла въ листъ всеобщей переписи, испещренный графами и надписями. Видъ Агніи Павловны былъ растерянный, какой-то безпомощный. На носу было пенснэ, но оно то и дло сваливалось, такъ какъ Агнію Павловну ударило въ потъ и носъ былъ влажный. Даже немногочисленные волосы на голов Агніи Павловны растрепались. Агнія Павловна тяжело вздыхала.

Вошла дочь въ блуз, съ чернымъ лакированнымъ кушакомъ — двушка далеко за двадцать, блондинка съ кудерками на лбу.

— Счетчикъ былъ? — спросила она мать, взглянувъ на листъ.

— Былъ, — со вздохомъ отвчала мать, показывая листъ.

— Какая досада, что я его не видала!

— Вольно-жь теб до сихъ поръ дрыхнутъ!

— Молодой или старый?

— А я даже хорошо и не замтила. Въ усахъ какой-то.

— Какое равнодушіе! Въ усахъ, вы говорите?

— Да, въ усахъ.

— Военный или статскій?

— Разбери, что тутъ такое! — бормочетъ мать, не отводя глазъ отъ листа и придерживая на потномъ носу пенснэ.

— Это-то вы ужъ, надюсь, успли замтить, — продолжаетъ дочь.

— Да что такое? О чемъ ты спрашиваешь?

— Военный этотъ счетчикъ, говорю, или статскій?

— Статскій, статскій. Бухгалтеру еле впору все это разобрать, а не только вдов беззащитной.

— Брюнетъ или блондинъ?

— Что? Что такое ты ко мн пристаешь! У меня голова не въ порядк, руки трясутся, а ты…

— Брюнетъ, говорю онъ, или блондинъ?

— Да что ты, счетчица, что-ли? Пришла и разспрашиваетъ! Мн и листа этого довольно.

Дочь сла къ столу и стала наливать себ кофе.

— Да что такъ вамъ убиваться-то особенно! — сказала она. — Пригласите завтра Петра Матвича — онъ вамъ все и напишетъ.

— Петра Матвича! — отвчала мать. — Петра Матвича звать, такъ надо закуску приготовитъ, водки и пива купить, а у меня купило-то притупило.

— Покажите-ка мн, что у васъ тамъ… — протянула дочь руку къ листу.

— Кофеемъ обольешь! Я тебя знаю.

— Зачмъ-же я буду кофеемъ обливать! Что я маленькая, что-ли!

— Неряха! Посл тебя всегда пруды на стол отъ кофею.

Дочь взяла листъ и стала его разсматривать.

— Ко вторнику, непремнно ко вторнику надо. Утремъ зайдетъ, чтобы было все прописано… Все, все, говоритъ, непремнно ко вторнику, — твердила мать.

Она опять тяжело вздохнула.

— Да ничего тутъ нтъ мудренаго-то, — сказала дочь. — Да вотъ я начну про себя. «Фамилія, имя отчество или прозвище»…

— Нтъ, ты ужь пожалуйста оставь. Лучше я на закуску какъ-нибудь собьюсь, въ самомъ дл, Петра Матвича позову, — остановила ее мать. — Пусть онъ налопается, но все-таки онъ толково напишетъ.

— Да вдь я только къ примру и писать не буду, а на словахъ…

— Ну, на словахъ, сколько хочешь. Языкомъ можешь болтать.

Дочь начала:

— Магарычева, Анна Михайловна, Прозвище надо. Въ пансіон меня звали: Кудлашкой. «Кудлашка». Дальше. «Полъ мужской или женскій». Какъ это странно! Ужъ Анна Михайловна, такъ значитъ женскій.

— А вотъ недавно, говорятъ, какого-то мужчину въ женскомъ плать поймали, — замтила мать.

— Но вдь все-таки онъ былъ Иванъ или Василій. «Какъ записанный приходится глав хозяйства и глав семьи?» Вы вдь глава семейства, вы и глава хозяйства.

— Врешь. Глава хозяйства купецъ Триклиновъ.

— Позвольте. Онъ домовладлецъ, стало быть, глава дома, а вдь хозяйство-то ваше…

— Да… и то…

— Ну, такъ, стало быть, я, глав хозяйства дочь? Глав семьи тоже дочь. Дочь.

— Надо два раза.

— Дочь, дочь. «Сколько минуло лтъ отъ роду или мсяцевъ?» Ну, двадцать два,

— Да вдь теб двадцать семь.

— Ахъ, оставьте, пожалуйста… Не ваше дло!

— Смотри, въ тюрьм насидишься за обманъ.

— Мн сидть, а не вамъ.

— Нтъ, мн, потому что я листъ подписать должна. Ты знай, я теб выставлю полностью двадцать семь лтъ, такъ и Петру Матвичу скажу.

— Можете говорить, что угодно, но я себ больше двадцати двухъ лтъ не признаю. Двадцать два. «Холостъ, женатъ, вдовъ или разведенъ?» Ну, это до меня не относится. Это для мужчинъ.

— Должна-же написать, что ты не замужняя.

— Понимаете-ли вы, тутъ только — холостъ, женатъ или вдовъ. «Сословіе, состояніе или званіе». Дочь коллежскаго регистратора.

— Врешь? Отставного и умершаго, надо прибавить.

— Ну, все равно.

— Какъ все-равно! Надо точка въ точку… Мн за обманъ-то отвчать, а не теб.

— «Здсь-ли родился, а если не здсь, то гд именно?» Въ Рязани. «Здсь-ли приписанъ, а если не здсь, то гд именно?» Ну, это до насъ не относится. Мы чиновники. «Гд обыкновенно проживаетъ: здсь, а если не здсь, то гд именно?» Зимой здсь, а лтомъ въ Озеркахъ.

— Но вдь жили и на Черной Рчк на дач. Не спутай, Бога ради, не подведи меня.

— Ну, въ Озеркахъ, на Черной Рчк и въ Новой Деревн.

— Нынче въ Колонію подемъ.