– Вы знаете историю Малешки? Наверное, каждый знает. Малешка был известным деятелем оппозиции, конечно, имел свой номер в списке интернированных[106]
, как всякий, за кем следили, на кого был заведен акт оперативной разработки и т. д. Конечно, какой попало эсбек или милиционер не мог просто так заглянуть в бумаги TW [107] «Збышка», то есть именно Малешки, все было «секретно» и «совершенно» секретно. Но вы только представьте, что в полностью открытых отчетах оперативного отдела есть отметка, сколько заплатили за доносы TW «Збышку», и там же есть тот самый номер Малешки. Бессмысленно? Ну что вы! Просто необходим порядок в бумагах. Один человек – один номер. Поэтому меня так бесит, когда любой сексот начинает плакать, что, мол, красные сфальсифицировали дело, чтобы его потопить. У всех функционеров была уйма работы по заполнению формуляров. Правду говоря, лишь тот, кто не имеет об этом понятия, может утверждать, что вечерами они фабриковали левые бумаги. Эсбеки были плохими, временами глупыми, но не недоразвитыми. Вы только представьте: любая особа, которой они заинтересовались – даже по пустяковому поводу, – сразу регистрировалась под очередным порядковым номером в КОИ, общеинформационной картотеке. Конечно, если не была зарегистрирована раньше, что, разумеется, следовало проверить с помощью специальных карт. А после регистрации всякий раз, когда с ней что-либо происходило, требовалось заполнить дополнительные карты, которые попадали уже в конкретные картотеки и папки.– Зачем? – автоматически спросил Шацкий, когда архивист на минуту остановился, чтобы перевести дыхание. Хотя ему не хотелось знать ответ на этот вопрос.
– Как зачем? Затем, что если вы поедете, например, в отпуск за Эльбу и тамошние эсбеки, следящие за местным «врагом», узнают, что вы с ним вместе ели камбалу с бумажного подноса, то сразу захотят выяснить, кто вы такой. Пошлют запрос в «C». Там кто-нибудь проверит, есть ли вы в КОИ, какой у вас номер и открыто ли на вас дело, которое может находиться, например, в одной из воеводских комендатур либо лежит в архиве. И пошлет нужную информацию, насколько возможно – потому что вы можете быть или были когда-то очень ценным TW, дело которого, конечно, существует, но доступ к нему ограничен многими…
Шацкого это совершенно не интересовало. Он отключился и погрузился в эротические фантазии.
Они беседовали уже час. За это время он узнал, чем отличались регистрационные формуляры EO-4 от EO-13-S, и последний номер запомнился ему лишь по ассоциации с цифровыми фотоаппаратами EOS фирмы Canon. Он хотел такой купить. Может, в рассрочку? Нужно поговорить об этом с Вероникой. В конце концов, им нужен цифровой аппарат. У всех есть. Ему наскучил рассказ об эсбековских карточках и формулярах. Захотелось встряхнуть собеседника и крикнуть: «Слушай, мне нужно посадить убийцу, а ты херню несешь о каких-то фишках».
– Прошу меня простить, пан Гжегож, – вежливо прервал он рассуждение парня о том, что практика не всегда поспевает за теорией. Дескать, многие дела путешествовали, их задерживали, присоединяли «на минутку» к другим делам, так что иногда ему, архивисту Гжегожу Подольскому, начинало казаться, что легче разыскать ковчег Завета вместе со святым Граалем, чем одно гребаное эсбековское дело.
– Но мы всегда их находим, – сказал он, подняв палец, – пусть не питают иллюзий.
Шацкий даже не попытался задумываться, кем для Подольского были «они».
– Прошу прощения, – вмешался он еще более решительно, – и большое спасибо за все, что вы рассказали, но что с досье Камиля Сосновского? Есть оно? Или нет? Что такого случилось, что вы не могли сказать мне этого по телефону?
Гжегож Подольский повел себя, как человек, внезапно получивший удар в лицо. Он спрятал голову в плечи, сложил руки на груди и скривил губы в подковку. Но, по крайней мере, замолчал.
– Его нет, – сказал он через минуту.
Шацкий вздохнул и стал массировать щеки большим и указательным пальцами левой руки. Он чувствовал приближающуюся головную боль.
– Спасибо пану за труды. Ваши знания впечатляют, и я бы охотно поговорил с вами еще, но прошу понять, что у меня много работы, – он еще охотнее выставил бы этого зануду Подольского за двери, но сдерживал себя, поскольку дружественный мастер архивных дел в ИНП мог еще пригодиться.
– Дело отсутствует, – Подольский явно хотел помучить его этим сообщением. – Но это не значит, что нет информации. Я понимаю, что утомил вас, но добавлю, что, прежде всего, надо знать, в какой описи искать. Моня мне говорила, что ваш фигурант был молодым человеком, чуть за двадцать, поэтому трудно предположить, чтобы он был TW или кандидатом в TW – тогда бы его зарегистрировали с индексом «I», означавший OZI, а также кандидатов в OZI и владельцев LK и MK…
– Простите? – Шацкому ничего не говорили эти сокращения.