Переплетения

– OZI – персональные источники информации, LK и MK – владельцы явок и конспиративных квартир. Я думал, что это понятно. – Подольский поглядел на Шацкого сверху вниз. – Во всяком случае, я сразу начал искать в описи «II», где фиксируются акты оперативных мероприятий.

Шацкий принял мужественное решение: пора с этим кончать. Он встал.

– И нашел. Ваш фигурант, Камиль Сосновский, был подвергнут информационной разработке варшавской СБ и зарегистрирован КОИ под номером 17875/II. Дело было открыто в 1985 году, за два года до смерти. Ему тогда исполнилось двадцать лет. Вероятно, он был довольно активным деятелем студенческих организаций либо его родители – оппозиционерами: на таких молодых людей редко заводили дела.

Шацкий снова сел.

– Удалось ли вам узнать еще что-нибудь?

– Из описи можно узнать лишь то, как перемещались досье: кто и когда их взял, когда вернул. Ничего больше.

– А это дело перемещалось?

Гжегож Подольский положил свою худую ногу в немодных брюках на другую и откинулся на стуле.

– Ну? – поторопил его Шацкий.

– Из акта проверки следует, что в июле восемьдесят восьмого года его забрал департамент «D».

– То есть? Это еще один архив?

– Нет, пожалуй. Я ничего о них не знаю. То есть немного знаю и кое о чем догадываюсь. Но не хочу об этом говорить.

– Почему?

– Потому что не хочу. Не знаю, не разбираюсь в этом, я просто архивист. Могу вас направить к человеку, который этим занимается. Настоящий охотничий пес на эсбеков, и он ничего не боится. Холост, детей нет, родители умерли, некоторые утверждают, что у него рак. Такой может рисковать.

Последнюю фразу Подольский произнес с явной завистью, что показалось Шацкому странным.

– А вы предпочли бы быть умирающим и одиноким, чтобы выслеживать эсбеков? – вырвалось у него.

– Нет, конечно. Но если бы видели, что в этих папках… Если бы вы знали столько, сколько я, видели снимки, читали доносы, листали квитанции. Причем с полным сознанием того, что наверняка никто этого не увидит и правда никогда не выйдет наружу, все будет заметено под ковер во имя спокойного сна истеблишмента всякого рода и происхождения. Вильдштейну вроде удалось вынести список, но что это дало? Вы видели фильм «Бойцовский клуб»? Или читали книгу Паланика?

Шацкий не видел и не читал. Ему стало стыдно: название было довольно известным.

– Там обычные люди собрались вместе, чтобы уничтожить мир обмана, лжи и власти денег. Я иногда мечтаю, как было бы здорово смонтировать такую организацию, завладеть архивами ИНП, отсканировать их все за неделю и поставить на какой-нибудь сервер в по-настоящему демократической стране. Ох, это сработало бы.

– Не все тайное должно становиться явным. Иногда цена кривды слишком высока, – осторожно сказал Шацкий.

Подольский прыснул смехом и встал, собираясь уйти. Он подал прокурору листок с именем и фамилией «охотничьего пса» на эсбеков. Кароль Венцель.

– Курва мать, – сказал прокурор, стоя у дверей.

– И такие слова произносит прокурор Речи Посполитой? В таком случае я эмигрирую к своему брату в Лондон. И надо же: «курва мать». Как вы могли? Ведь даже чтение комментариев Петра Стасиньского не должно убить в прокуроре желание установить правду любой ценой. Вы для этого существуете – не для того, чтобы вести баланс утрат и кривд, а только для установления истины. Курва мать, даже не верится.

Он покрутил головой и вышел, прежде чем Шацкий успел что-либо ответить. Ему нужно было сразу позвонить Каролю Венцелю, но вместо этого он проверил почту, желая узнать, прислала ли Моника свой сюрприз.

Прислала. Снимок на море, сделанный в том же платье, что было на ней вчера. Вероятно, снимок прошлогодний – она была более загорелая и с короткой стрижкой. Бродила босиком по мелководью, подол намок. Кокетливо улыбалась в объектив. Кому адресовалась эта улыбка – мужчине? Шацкий ощутил укол ревности. Вполне иррациональной, если учесть тот факт, то он имел ребенка и жену, с которой в последние дни регулярно спал.

Еще с минуту Шацкий глядел на снимок, придя к выводу, что она на нем все же без купального костюма под платьем, и отправился в ванную. Неплохо, неплохо. Он уже не помнил, когда занимался сексом дважды в день.

3

Разговор с Каролем Венцелем пошел совсем не так, как он себе представлял. Он предполагал пригласить старичка к себе как можно скорее, в то время как голос в трубке был совсем молодым, а его хозяин не желал появляться в здании прокуратуры.

– Прошу меня не смешить, – выразительно говорил Венцель, произнося «р» раскатисто, суперправильно. – В списке мест, где я не хотел бы с вами встречаться, есть и ваша контора, причем она в первой пятерке. Ну, или в десятке.

Шацкий спросил, отчего.

– А как вы думаете?

– Если вы скажете, что боитесь клопов, я должен буду признать, что годы общения с эсбековскими досье привели вас к чему-то вроде паранойи. – Шацкий жалел, что не может нужным словом назвать психическое состояние собеседника.