Пересечь черту

Я откидываюсь на постель, опираясь на локти, и наблюдаю, как она задирает правую штанину шорт, проводя теплой ладонью по моему бедру. Я прерывисто вдыхаю, когда она отодвигает мои боксеры в сторону, осторожно, чтобы не обнажить меня больше, чем следует.

Темно-фиолетовый цвет кровоподтеков сменился розовым и лавандовым. Я не могу не заметить беспокойства на лице Бейли, когда она смотрит на мою травму.

– Опухоль спадает? – спрашивает Трей.

– Отчасти, – говорю я, чувствуя легкое головокружение.

Не нужно быть медиком, чтобы понять, что другая часть моего тела опухает сейчас по совершенно иной причине. К счастью, Бейли, похоже, ничего не замечает или чертовски хорошо притворяется, будто ничего не замечает.

– Продолжайте прикладывать лед и сразу же звоните мне, если что-то изменится.

– Непременно, – удается сказать мне. Когда я наконец поднимаю взгляд, то вижу ясные, блестящие добрые глаза Бейли. Ей нравится это – быть тут. Помогать мне. Ухаживать за моими травмами и ушибами. Мне это тоже нравится – слишком сильно.

– Поправляйся, братан, – раздается глубокий мужской голос на заднем плане.

Трей откашливается:

– Это Лэндон. Я перевязывал ему запястье.

– А, передай спасибо, я так и сделаю, – отвечаю я.

На заднем плане слышатся еще несколько возгласов и пожеланий от парней из моей команды, отчего, закончив разговор, я улыбаюсь.

Бейли с любопытством наблюдает за мной, как будто пытается собрать что-то воедино. Я жду, зная, что у нее есть что-то на уме.

Наконец она говорит:

– Для тебя это, должно быть, совсем иначе, быть тут, в окружении всех этих женщин, а не полных тестостерона разговоров в раздевалке, к которым ты привык.

– Ну да. Пожалуй. Но я тут вырос, так что для меня это нормально. Я не против женских разговоров.

Она улыбается:

– Я вижу.

– Плюс, я реально ненавижу гендерные стереотипы.

– Ты? – Голос Бейли полон изумления. – Ты – самый мужественный мужчина из всех, кого я знаю. Звездный спортсмен. Мистер крутой хоккеист.

Забавно осознавать, что она видит меня именно таким.

– Фу. Может быть? Но, черт возьми, я бы с радостью остался дома, готовил и убирал весь день, если б у меня была жена, которая зарабатывала бы нам на жизнь.

– Хм, – она обдумывает это, все еще глядя на меня.

– И, если я вдруг заплачу под песню Over the Rainbow, никто не должен меня осуждать.

Она смягчается, опершись рукой на кровать рядом:

– Ты прав. Никто не должен. Это очень красивая песня.

– Чертовски верно. Нас, мужчин, фактически приучают к тому, что нехорошо демонстрировать свои чувства и эмоции.

– Правда, я никогда не думала об этом с такой точки зрения, – тихо говорит Бейли. Она все еще так и сидит рядом со мной на постели.

– Спасибо за то, что ты здесь. За все. За то, что присматриваешь за мной.

Ее рот приоткрывается, и она переносит свой вес так, что склоняется чуть ближе:

– Это совсем не трудно.

Когда я накрываю ладонь Бейли своей, она ее не убирает, как я отчасти ожидал.

– И все же. Я ценю это. – Голос у меня хриплый. Я не могу отрицать, что мы переживаем какой-то момент. Похоже, между нами есть химия, которую я пытался отрицать: все эти горячие взгляды, которыми мы обменивались последние несколько дней, вырываются на поверхность. Я наклоняюсь, и Бейли делает то же самое, пока не оказывается достаточно близко, чтобы я мог прижаться губами к ее губам. Я чувствую ее легкий вздох удивления и, всосав ее нижнюю губу, углубляю наш поцелуй.

Она целует меня в ответ умело и уверенно, убежденная в том, что да, прямо сейчас мы должны целоваться. Как будто ничто не имеет значения в этот момент, кроме прикосновений ее языка к моему. И, о, мать вашу, это идеально. Ее губы слегка прижимаются к моим, и я проглатываю низкий стон, когда чувствую, как ее пальцы зарываются в волосы у меня на затылке.

Я повторяю себе, что этот поцелуй не имеет ничего общего с тем, о чем шептались мои придурковатые кузены, и что я невольно подслушал, когда Бейли вышла в купальнике. Это не имеет никакого отношения к ее восхитительному пьяному признанию прошлой ночью. Я просто хотел поцеловать ее.

И поцелуй не разочаровывает.

Теперь она тяжело дышит и сжимает бедра, я представляю, как нарастает томление между ними. Томление, от которого я был бы более чем счастлив избавить ее. Ну, то есть, если бы был в состоянии, но, мать его, я рискую просидеть на скамье запасных остаток сезона, если попытаюсь взять Бейли. Эта опасная мысль прерывается звуком шагов на лестнице. Мы отскакиваем друг от друга как раз вовремя.

В дверях появляется мама.

Я тяжело дышу, а член у меня стоит по стойке смирно, но мама так взволнована, что не замечает.

– У Норы отошли воды! – Мама задыхается, как будто бежала всю дорогу сюда. Может быть, так оно и было. Моя старшая сестра и ее муж остановились в доме мамы, а это через пару кварталов отсюда. – Они поехали в больницу.

Я вскакиваю с постели, быстро оправляясь:

– Матерь божья. Ты серьезно?

– Началось! – счастливо говорит она, не в силах стереть с лица широкую улыбку.

Я поворачиваюсь к Бейли, которая тоже уже стоит, улыбаясь:

– Нам ехать? Едем в больницу, да?