Пересекая Африку

Эти чины отвели меня в хижину, что была приготовлена для моего приема, и сразу же, не дав нисколько времени, чтобы освежиться, начали докучать мне вопросами по поводу того, что я намерен предложить их вождю в качестве презента. Снайдеровокая винтовка и немного сукна, которое я для такой цели приобрел в Комананте, — вот было все, что я мог дать спокойно. Но чины меня заверили, что Каньомбе это никак не удовлетворит, и пришлось мне расстаться с большой леопардовой шкурой, подаренной Джумой Мерикани и бывшей в высшей степени полезной в качестве ковра.

Весь день напролет глазеть на меня приходили толпы людей. Когда же, гонимый сильным ливнем, я вынужден бывал искать убежища в своей хижине, люди не стеснялись следовать за мной без приглашения. И нужно было зорко следить за этими мелкими жуликами.

Среди толпы было несколько мужчин, относившихся к каравану, который принадлежал Мшири и находился на обратном пути из Бенгелы. У всех у них были племенные знаки ваньямвези, и большинство могло говорить на киньямвези. Один уверял, будто он мньямвези, но при перекрестном опросе я обнаружил, что в действительности он уроженец Катанги, но однажды был в Уньяньембе.

У меня нет сомнений в том, что многие из людей Мшири бывали на обоих побережьях и что через посредство этих людей можно переправить послание из Бенгелы в Занзибар.

Мшири издал указ, повелевающий всем его подданным принять племенные знаки ваньямвези, и многие уроженцы Бие, посещающие Катангу, тоже подчинились этому повелению, для того чтобы снискать его благоволение.

Около 9 часов следующего утра гонец сообщил мне, что Каньомбе готов меня принять. Нарядившись столь чисто и презентабельно, сколь позволил мне мой скудный гардероб, и взявши полдюжины своих людей, я отправился к одному из оврагов, на краю которого располагается личная усадьба Каньомбе. Ворота охраняли люди, носившие красные жилетки, с копьями и ножами; войдя, я обнаружил двойной ряд небольших скамеечек, предназначенных для размещения присутствующих. А в дальнем конце стояло большое кресло самого великого человека, поставленное на мою леопардовую шкуру.

Не видя специально предназначенного мне места и не чувствуя расположения сидеть на скамейке наравне со своими людьми, я послал за своим стулом. Поначалу сановники самым горячим образом воспротивились такому акту по той причине, что никому никогда не дозволялось сидеть на стуле в присутствии Каньомбе. Поэтому не должно было бы разрешать мне вводить такую моду. В ответ я заявил, что в противном случае просто уйду с приема и не буду дожидаться того, чтобы увидеть Каньомбе. После этого мой стул был допущен в усадьбу, и я сел.

Когда все было готово, дверь во внутренней перегородке открылась, и появился вождь. Носил он кое-как напяленный старый черный костюм и наброшенный на плечи большой серый плед, концы которого — поддерживал сзади голый мальчонка. На голове вождя была грязная старая широкополая шляпа, и, невзирая на ранний час, он был уже на три четверти пьян.

Едва усевшись, он принялся информировать нас о своем могуществе, говоря, что он более велик, нежели любой другой король в Африке, ибо помимо своего африканского имени имеет еще и европейское. Полные его имя и титул суть «король Антониу Каньомбе», и его портрет, портрет Антониу Каньомбе, отправили в Лиссабон. Далее он нам сообщил, что мы не должны судить о ого могуществе по жалкому виду его нынешнего убранства, поскольку, когда он был в Луанде, португальские власти выдали ему весьма пышные одежды.

В этом городе он провел несколько лет и считается получившим образование, но единственным результатом образования, видимо, было смешение пороков полуцивилизованности с пороками, свойственными дикарю.

Услышав, что я долгое время нахожусь в дороге, он милостиво соблаговолил выразить свое удовлетворение теми подарками, какие я ему поднес, но пожелал, чтобы я помнил, что если когда-нибудь еще буду проходить через его город, то должен буду принести дары, более подобающие его величию.

Когда тронная речь закончилась, мы прошли во внутреннюю усадьбу, затененную громадным баньяновым деревом, где росли огромные женские бананы, которые дают семена, но не дают плодов. Когда вновь были расставлены сиденья, Каньомбе вошел в одну из хижин внутри изгороди и скоро появился снова с бутылкой агуардиенте (водки) и жестяной кружкой.

Он пустил по кругу «глоток», а затем приложил бутылку к губам и так основательно из нее хлебнул, что мне казалось, он упадет без чувств. Но единственным результатом стала большая его оживленность, и он начал важно расхаживать и приплясывать самым необычайным образом, заполняя промежутки в своем представлении дальнейшими глотками из бутылки. Когда бутылка кончилась, мы смогли удалиться.