Потом уже выяснилось, что в корпусе этого снаряда, что возле Юрасова лег, — песок. Вся начинка из песка, а в середине записка «Чем можем — поможем». Очевидно, немецкие рабочие русским посочувствовали. Может, и кто еще. Мало ли французов, чехов, поляков и бельгийцев на германских заводах работало.
— А Аллахвердиев-то наш, — говорил в полку комиссар, — словно олень по опасным тропам бегает. Если б не он, не выбрались бы мы, наверно.
Вырвавшись из тисков под Куринской, девятая рота отдыхала. У северного подножия Елисаветпольского перевала натянули палатки. Сверху — кроны скального дуба. Сквозь их листву не пробиться лучам жгучего солнца. И самолеты вражеские сколько ни высматривают, а саперов не видят — надежно укрылись. Крепко заснули, как, может быть, спали только дома возле матерей и братьев.
А у Павла Черкасова — ни брата-близнеца, ни матери. Умерла она с горя… Один Витька остался, младший братишка, несмышленыш. Принесли эту весть через линию фронта партизаны. И с тех пор мучает Черкасова бессонница. Ворочается он с боку на бок, то на живот ляжет, то на спину. Уж и считать про себя пробует: «Раз, два, три, четыре, пять…» Не берет его сон и все.
Вернулся из штаба батальона Бейлин. Тоже прилег.
— Завтра «ложными мостиками» заниматься будем, — шепотом сообщил он Черкасову. — На серпантине перевала. Нелегко придется. Порода-то скальная… Спи давай, сил набирайся.
— Я стараюсь, — кратко ответил Черкасов.
Забыться бы хоть на часок. Отвлечься от мыслей своих. Брат Николай, мама… Нет, не надо об этом. Значит, «ложные мостики»? Их еще называют могилами для фашистских танков. Меткое название! На проезжей части дороги — глубокая яма. Перекрытие замаскировано. Сунется танк — тут ему и могила.
— Трудно их выдалбливать, — вздохнул Черкасов.
— Что? — Бейлин мгновенно очнулся, смахнул муху со лба, потянулся.
— Да я про «ложные мостики».
— Тебе-то придется иметь дело с настоящим мостом. Особое задание. Кого в напарники возьмешь?
— Толю Романовского.
— Ну да, вы же с ним приятели.
— Друзья.
— Хороший он парень.
Бейлин сладко зевнул и тут же уснул снова. Черкасов согнал с него назойливую муху, стал наблюдать, как она, устроившись на его собственном колене, перебирает передними лапками, приподнимает слюдяные крылышки, готовится к полету. Ей все равно — сейчас здесь летает, через час у врагов.
Горный поток веками трудился и проточил в скалах овраг. За тем оврагом — передовая. Единственный мост соединяет ее с фронтовым тылом. По нему проходили машины, пехота и кавалерия напрямик, не делая огромный крюк по горам. По нему же нашим войскам доставлялись на передовую боеприпасы, продовольствие.
Фашистам давно хотелось захватить мост. Наше командование поставило перед комсомольским полком задачу: во что бы то ни стало переправу сохранить. В крайнем случае, заминировать, чтобы взорвать в нужный момент.
Павел Черкасов и Анатолий Романовский, нагруженные взрывчаткой, остановились под настилом. Где лучше подвести заряд? Прикрепить бы к прогонам, но как достать? Высоко.
— Залазь мне на плечи, — предложил Черкасов другу. — Давай, давай!
Тот кое-как вскарабкался на него вместе с опасным грузом, стал устанавливать заряд. Вставил детонаторы. Протянул бикфордовы шнуры. Вроде все. Романовский по-кошачьи мягко спрыгнул вниз. Теперь они распределили секторы наблюдения.
Ну и темнота! Смотри-не смотри — ничего не разглядишь. К тому же Черкасова начала одолевать дрема. Сказались бессонная ночь и напряжение последних дней. Слипаются веки, хоть пальцами их раздвигай. Скоро ли зорька-то? Он встряхнулся, побольнее ущипнул себя. Так и щипал время от времени, пока не забрезжил рассвет.
Вдруг над головой загудело. Самолет. Вражеский. Подошел Романовский, погрозил небу кулаком.
— Черт рогатый крутится спозаранку.
Черкасов следил за «фокке-вульфом» взглядом. Неторопливо он плыл, спокойно так. Потом от него отделились бомбы, словно черные капли.
Взрывная волна разметала друзей в разные стороны. Черкасова прижала к стволу кряжистого дуба, Романовского свалила в кювет. Очнулся Черкасов от удара, а струйка дыма уже порхает у прогонов моста, подбирается к минному заряду. Взорвется мост! Но ведь приказано сохранить его, лишь в крайнем случае разрушить. Не идут ноги Черкасова. Крикнуть и то не может — стонет. Сверхчеловеческим усилием дотянулся он рукой до спусковой скобы. Грянул выстрел, но шнур перебить не удалось.
Контуженный Романовский привстал. Закачался.
— Павлик, жив?
У Черкасова губы шевелятся, а слов его не слышно. Смотрит он на мост. Глянул туда и Романовский. Вздрогнул: дымок по шнурам приближается к заряду, до детонаторов — считанные сантиметры…
Подскочил он к мосту, выхватил из чехла финский нож, взмахнул. И не достал. Резкой болью в голове движение это отозвалось. До взрыва какие-то секунды. Тут Черкасов подполз, подставил себя, окровавленного, вместо опоры. Как уж Романовский забрался без его помощи на крутую стену — до сих пор не знает. Только перерубил провода у самого детонатора. Спас мост.