Только отбили одну атаку, как через несколько минут хлынула новая волна автоматчиков. Эти не молчали. Напротив, кричали и стреляли, стараясь произвести как можно больше шума. Были они напористыми, и Ревунов обеспокоенно поглядел на Никояна.
— Сурен, смять могут.
— Да, дорогой, я уж думал.
— Поможем родной пехоте?
— Конечно, дорогой. Запретили нам в бой ввязываться, да разве удержишься?
Во взводе Алдушина Сергей Иванчиков установил на каменном выступе ручной пулемет. Прижался плечом к массивному прикладу и позвал товарища:
— Костя! Тащи коробки!
Костя Козлов пополз к нему с магазинами. Лейтенант Алдушин заметил и крикнул:
— Куда? Сказано: боя избегать.
— Алдушин! — вмешался Ревунов. — Позволь ты им… Видишь, сколько фрицев.
Командиры взводов Алдушин и Колеров только и ждали разрешения. Стали направлять огонь отделений. Бить, так в самую гущу гитлеровцев. Иванчиков перезаряжал оружие, Козлов подавал ему диски. Олейник, Свешников, Барлит и Яценко нажимали на спусковые крючки винтовок и автоматов. Никто из них не терял ни минуты.
Скоро ствол пулемета у Иванчикова накалился докрасна. До него невозможно было дотронуться. Тогда боец начал забрасывать фашистов лимонками. Много врагов полегло на крутом склоне каменистой горы. Но гитлеровцы не унимались.
В блиндаже комдива 32-й, куда пригласили комбата и комиссара, генерал Тихонов поблагодарил саперов. Молодцы! С заданием справились в срок. И помогли гвардейцам отразить несколько атак.
— Передайте своим орлятам, — сказал генерал, — мою сердечную благодарность. Но пусть в пекло не лезут. Стрелять сами мы умеем, а вырубать в скале убежище или заминировать дорогу не можем. Под Хадыжами до сих пор на приколе тяжелые немецкие танки. Ваших орлят заслуга! Я приказал лучше оберегать саперов комсомольского полка.
— Товарищ генерал, вас.
Телефонистка подала ему трубку. Он выслушал, потом повернулся к собеседникам.
— На участке восьмидесятого немцы опять готовятся к атаке. Там же ваши.
— Да, восьмая рота, — подтвердил Евтушенко. — И мы туда сейчас.
— В таком случае я вас не могу задерживать.
Евтушенко и Юрасов выбрались из блиндажа. Их ждала машина.
— Что будем делать, комиссар? — спросил Евтушенко. — На машине опасно…
— А пешком не успеем, — докончил за него Юрасов.
Пришлось рискнуть. Полуторка с крытым кузовом стремительно помчалась по безлюдной улице села. Жителей нигде не видно — сидят в погребах. Собаки и те попрятались, не лают. Конечно, машина привлекла внимание противника, по ней открыли беглый огонь. Снаряды и мины рвались позади.
Едва саперы выбросили последние крошки со дна траншеи, как явились хозяева обороны пехотинцы.
— Может, закурим на прощание? — предложил усатый пехотинец и достал из кармана расшитый шелком кисет. — Попробуйте нашего гвардейского, а? Ребята, спички есть?
Лейтенант Колеров протянул ему коробок спичек.
— Ваш гвардейский табак, наш комсомольский огонек. Оставьте у себя, у меня есть еще.
— Ну спасибо!
Никоян и Ревунов смотрели, как проносится сквозь рой осколков полуторка. Казалось, вот-вот от нее одни щепки останутся. Но нет, машина каким-то образом уклонялась от снарядов, выныривала из-под самых мин. Доехала благополучно. Юрасов и Евтушенко поднялись на вершину горы. Немцы как раз снова пошли в атаку, их отбросили опять. Наступило затишье.
Рота расположилась на отдых. Готовился ужин, вкусно запахло наваристой похлебкой, вскипел чай.
— Что ж вы, братцы, в бой лезете? — укорял ребят Евтушенко. — Запрещено ведь.
— А что нам остается? — удивился Костя Козлов. — На нас же прут!
— Генерал Тихонов просил не ввязываться в драку.
Комиссар рассказал комсомольцам, как погиб молодой коммунист Сергей Иванов, прочитал его неотправленное письмо. «Буду сражаться коммунистом».
Ребята притихли. Долго молчали.
— У нас тут другое письмо есть, — нарушил тишину политрук Никоян. — Нашли в кармане убитого немца. Черников, прочитай-ка. И переведи.
Сержант Черников развернул исписанный по-немецки листок. Какой-то Колвайт жаловался на «русское упрямство». Он, на чем свет стоит, ругал саперов, которые понаставили мины. Из окопа вылезать страшно. Саперы до того упрямы, что на шаг отступать не желают. Они вроде коммунистов, но юные еще. Из школы пришли на фронт. «Когда мы станем здесь, на Востоке, хозяевами, закроем все школы и институты. Для того, чтобы мой дворник хорошо подметал улицу, ему не нужно иметь образование».
Такой вот вывод делал в заключение Колвайт. Правда, он уже мертв. А если бы остался в живых и принялся осуществлять свои варварские идеи?
Когда все заснули, Никоян и Черников начали обдумывать, как дать достойный ответ на письмо Колвайта. И придумали. Тотчас разбудили нескольких комсомольцев, отправились с ними в тыл противника.
А утром к передовой подошли немецкие автомашины. Заскрипели тормоза. Водители прочитали предупреждение: «Стой! Дорога заминирована. Объезд слева».
Машины двинулись влево и, конечно, налетели на мины. Никоян и Черников не пожалели взрывчатки — заложили заряды двойной силы.