Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Конечно же, ничего, кроме оскорбленного национального чувства, самолюбия, желания показать, что русский общинный «мужик» для истории не менее ценен, чем западноевропейский «трудящийся», не было за народническим мифом о русском коммунизме. Но, видит бог, во-первых – чего не понимал даже мудрый Герцен – нравственный подвиг человечества ни в коем случае не исчерпывается идеалом коммунизма, идеалом братского коллективного труда. Сегодня же, после тех мук и страданий, которые принес человечеству, и прежде всего народам России, идеал коммунистического труда, вообще грешно связывать добро, мораль с понятием «коммунизм», о чем речь идет в заключительной главе книги. И самое главное, наши народники, речь идет прежде всего о Петре Ткачеве, не видели или не хотели видеть, что на самом деле в деревенской российской общине, как она сложилась во времена Петра, было очень мало из того, что в середине XIX века, тем более в условиях появления марксизма, связывалось с понятием «коммунизм». Несомненно, общественное владение средствами производства, земли рассматривалось как предпосылки коммунизма еще со времен Томаса Мора и Кампанеллы. Но народники не учитывали: хотя русский народ воспринимал землю как «общественное достояние», она на самом деле находилась или в собственности помещика, или в собственности государства. Как известно, дворяне получали от царя поместья, землю с прикрепленными к ней крестьянами. В дореформенной России существовало общинное пользование землей, но не общинная собственность на землю. Александр II потому и выкупил у помещиков землю крестьян-общинников, чтобы ее передать уже непосредственно крестьянам. Ткачев не учитывал, что уже в 1861 году 2/3 домохозяев реализовали право на раздел общинной земли на подворные участки.

§ 3. «Нет греха хуже бедности»: русские писатели о порочности русской бедности и убогости

Можно найти много причин, оправдывающих веру народников в коммунистическое, более того, историческое предназначение русского мужика. Был прежде всего страх перед пауперизацией населения, идущей вслед за промышленной революцией, за развитием капитализма. Но абсолютно ничего общего ни с идеалами коммунизма, с учением о социалистической организации труда не имел, повторяю, реальный мир и быт русского крестьянства. Что было общего с идеалами коммунизма у героев «Записок охотника» Иван Тургенева, у того же Хоря или Калиныча. Тургенев, в отличие от нынешних «красных патриотов», вообще считал, что натуральное дореформенное крестьянское хозяйство вело не столько к духовности, к укреплению русского характера, сколько к моральной и физической деградации русского народа. Тургенев всеми своими «Записками охотника» доказывает, что в традиционной русской бедности, убогости быта заключены все наши беды, неразвитость личности и национального характера. Здесь же, в первых строках рассказа «Хорь и Калиныч» он обращает внимание на то, что орловский мужик, который живет по старинке, натуральным хозяйством, «живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти», не только «невелик ростом, сутуловат», но, самое главное, подавлен, «угрюм, глядит исподлобья». «В то же время калужский мужик, который вышел на оброк, перевел крепостную зависимость на денежные отношения, который «торгует маслом и дегтем», является полной противоположностью своему орловскому соседу, самое главное, что он здоров душой, глядит в глаза другому человеку «смело и весело, лицом чист и бел». Торговля, рынок, предпринимательство делает русского крестьянина полноценной личностью, настаивал Иван Тургенев. И я не думаю, что Иван Сергеевич был меньше погружен в русскость, чем нынешние идеологи русской солидарной цивилизации, никогда в деревне не жившие.